На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

К довершению этого проекта планировалось обращение Александра I к ученым Европы с тем, чтобы они выработали новое международное право, согласно которому одно государство не могло объявить войну другому без предварительного обращения в международный арбитраж.

Мысль вступить в единоборство с Наполеоном за европейское господство с 1804 г. все сильнее укореняется в голове Александра. Но речь пока идет не о военном противостоянии, а о моральном преобладании. Политике международного эгоизма и захвата территорий, неизбежно ведущей к войне, Александр пытается противопоставить старую, по сути, идею вечного мира в ее новом обличье. На языке просветительской философии это означало переход от естественного права в международных отношениях к общественному договору, или, как выражался Малиновский, к «условному праву». Иными словами, речь шла о поиске политического равновесия, предполагающего расчленение европейских империй и образование на их обломках мононациональных государств.

Эти новые представления не имеют четкой хронологической фиксации. Они уже присутствуют в XVIII в., но располагаются на периферии общественного сознания. Позже, после пересечения вековой границы и смены идейной парадигмы, людей, высказывавших в прошлом веке подобные взгляды, будут называть предшественниками, основоположниками и т. д. В то же время центральные для XVIII в. идеи также благополучно пересекут ту же границу. Представление о том, что они остались в прошлом, умерли или устарели, иллюзорно. Они будут постоянно продуцироваться хотя бы как объект полемики, как некий фон, на котором новое смотрится, как новое. В этом плане граница, отделяющая один век от другого, всегда имеет подвижный и конструируемый характер. Она заметна по мере приближения к ней и по мере отдаления от нее, но никогда не заметна в момент ее пересечения.

Глава 2 От войны к миру

До 1805 г. Россия практически не занималась военными приготовлениями, несмотря на то что с 1804 г. во внешней политике царя все более отчетливо проявлялись военные намерения. Член Негласного комитета П.А. Строганов отмечал: «Что касается военных дел, то они незначительны и ограничиваются повышениями и слушанием докладов военного совета» [Шильдер, 1987, т. 2, с. 331]. Жозеф де Местр летом 1803 г., сокрушаясь, что Россия не проводит активной внешней политики, писал: «У русского императора только две мысли: мир и бережливость» [Maistre, 1858, s. 97]. Для большинства современников первые годы александровского царствования прочно ассоциировались с миром. «Россия пользовалась миром и благоденствием под кротким скипетром государя Александра I до 1805 г.», – вспоминал Л.Н. Энгельгардт [Энгельгардт, 1997, с. 168].

Между тем нота Н.Н. Новосильцеву уже довольно ясно обозначила переход от принципа невмешательства во внутренние дела других государств, провозглашенного русским царем в 1801 г., к общеевропейским освободительным идеям. 1 сентября 1805 г. был объявлен рекрутский набор, который фактически стал объявлением войны Франции. В обращении к Сенату по этому поводу говорилось: «Среди происшествий, покой Европы сильно возмутивших, не могли мы взирать равнодушно на опасности, ей угрожающие. Безопасность империи нашей, достоинство ее, святость союзов и желание, единственную и непременную цель нашу составляющее, водворить в Европе на прочных основаниях мир, решили нас двинуть ныне часть войск наших за границу и сделать к достижению намерения сего новые усилия» [Шильдер, 1897–1898, т. 2, с. 125].

Вступление России в войну в 1805 г. не было подготовлено ни материально, ни идеологически. В глазах самого Александра это выглядело как защита принципов свободы и реализация просветительской идеи вечного мира. Но общество, прожившее в мире первые четыре года его правления, к войне явно готово не было. Поэтому тем неожиданнее стало поражение русских войск под Аустерлицем. Это произошло 20 ноября 1805 г., а 8 декабря «Санктпетербургские ведомости» писали нечто невразумительное: