На путях преисподней

Крики, только что стихшие, снова огласили зал. Эхо множило их. Геррил Химет повернулся и уже был готов вернуться к своей свите, но Кедрин остановил его. Положив руку на плечо галичанина, он знаком призвал к молчанию. Под испытующим взглядом множества глаз Кедрин почувствовал, как его охватывает трепет. Сейчас новому королю предстояло сделать первое заявление.

— Благодарю тебя, — твердо произнес он. — И объявляю всем присутствующим, что с этого дня Геррил Химет является властителем Усть-Галича.

Химет побледнел еще больше, кадык судорожно дернулся.

— Государь… — пробормотал он. — Я просто не знаю, что сказать…

— Поблагодари, — подсказал Ярл и подмигнул изумрудным глазом.

— Благодарю тебя, — сказал Химет, возвысив голос, — и клянусь честно служить тебе. Усть-Галич хранит верность Андурелу, государь Кедрин. И пока я жив, там больше… больше не… — он запнулся, сообразив, что в зале могут находиться бывшие сторонники Хаттима Сетийяна, и залился румянцем.

Кедрин с улыбкой хлопнул его по плечу.

— А я благодарю тебя за эту клятву, — произнес он. — Ты достоин нашего доверия.

Геррил Химет улыбнулся и пожал Кедрину руку.

Миг спустя все пришло в смятение. Знатные гости столпились у помоста, споря за право первым представиться коронованной чете и принести клятву верности. Бедир обнял сына и тихо проговорил: «Отлично, Кедрин». Ирла со слезами прижала юношу к груди. Кедрин положил руку на плечо супруге. Ярл и Арлинне присоединились к поздравлениям. Эшривель обняла сестру, потом ее влажные губы коснулись щеки Кедрина. Тепшен Лал положил им ладони на плечи и молча кивнул, но его глаза горели нескрываемой гордостью. Браннок, улыбаясь до ушей, взял супругов за руки:

— Клянусь, вы будете самой славной парой, какая правила Королевствами!

Придворные напирали со всех сторон, поздравления сменялись клятвами. Но тут могучая фигура Галена Садрета прорезала толпу, точно большой корабль, плывущий сквозь россыпь рыбачьих лодок.

— Да благословит вас Госпожа! — прогремел он, и молодые утонули в его могучих объятиях. — Есть-то когда будем?

И тут Кедрин расхохотался: откровенный вопрос лодочника вернул его с небес на землю. Происходящее, казавшееся ему сном наяву, обрело плоть. И король вспомнил, что здорово проголодался.

— Нам стоит подождать? — шепнул он Уинетт. — Или распорядиться?..

Новоиспеченная королева обратила к супругу раскрасневшееся лицо и, улыбаясь только ему, проговорила:

— Думаю, это предусмотрено. Но сперва нам надо исполнить свой долг.

Кедрин вздохнул, вспоминая наставления Ирлы. По-прежнему обнимая Уинетт за плечи, он направился к выходу. Супруги пересекли холл и вышли во двор. Часовые, выстроившись, отдали им честь, огласив двор приветствиями. По узким каменным ступеням они поднялись на парапет. Проезды и сады вокруг дворца затопило море людей, замершее в напряженном ожидании.

Многоголосое «ура» раздалось при появлении королевской четы — и смолкло, когда Бетани в лазурном, как небо, эстреванском облачении подняла руку.

— Да будет известно жителям Трех Королевств, — провозгласила она. — Теперь у них есть король, а у него есть королева, и да благословит нас всех Госпожа!

Восторженные крики вновь взлетели к небесам. Кедрин и Уинетт приветствовали горожан, стараясь не замечать, как отяжелели за день руки. Народ ликовал, призывая Госпожу благословить короля и королеву. Внезапно Кедрин почувствовал урчание в желудке. Вопрос Галена прозвучал весьма своевременно.

— Немного не по-королевски, — лукаво заметила Уинетт.

— Боюсь, — откликнулся Кедрин, улыбаясь горожанам, — мой желудок еще не знает, что принадлежит королю.

Толпа не могла слышать их разговора, но выражение лица Уинетт было достаточно красноречиво. Ее смех вызывал новую бурю восторженных криков.

Кедрину стало казаться, что он проведет на этой стене весь остаток дней. Наконец Бедир намекнул, что они могут пройти в трапезную — разумеется, соблюдая надлежащую торжественность. Супруги спустились с парапета, за ними последовали остальные, а вслед им все еще неслись ликующие возгласы.

Пиршественная зала приобрела привычный вид. Столы вернули на прежнее место, на галерее настраивали инструменты менестрели. Кедрин усадил Уинетт и опустился рядом. Оказалось, никто из гостей не смел поднять свой бокал прежде короля.

— За мою королеву, — провозгласил он, обернувшись к супруге.

Уинетт улыбнулась и тоже подняла бокал.

— За моего короля.

Они выпили до дна. По залу эхом пронеслись приветствия. С кухни один за другим потянулись слуги с огромными блюдами, полными снеди. Кедрин наконец-то смог утолить голод. Дневной свет за окнами уже угасал. Когда пир подошел к концу, молодой король желал лишь одного — поскорее удалиться и остаться наедине с супругой. Но не тут-то было. Со столов убрали остатки пиршества, оставив лишь вина и закуски, и менестрели заиграли оживленную мелодию. Наступала та часть торжества, которой Кедрин боялся больше всего.

— Нас ждут, — шепнула Уинетт, кивком головы указав на лица, обращенные в их сторону.

— Я чувствовал себя спокойнее перед боем с Посланцем.