На распутье

В другом документе, оценив критически работу комиссии Ф. Э. Дзержинского, члены «комиссии Совнаркома» ставят задачу «исправления неправильных и пристрастных суждений»¹⁷. В записках «К вопросу о национальностях…» это положение тоже имеется и выглядит так: «доследовать или расследовать вновь все материалы комиссии Дзержинского на предмет исправления той громадной массы неправильностей и пристрастных суждений, которые там, несомненно, имеются»¹⁸. Отметим, что выражение «несомненно, имеются» выдаёт скорее не точное знание членов «комиссии Совнаркома», а их надежду.

Эти советы, если и не исчерпывают основные положения записок «К вопросу о национальностях или об «автономизации», то покрывают значительную их часть, причём только тех, которые в записках «К вопросу о национальностях…» несли наибольшую политическую нагрузку.

На первый взгляд, ничего удивительного в этом нет: члены комиссии, знавшие ленинские записки по национальному вопросу, повторили положение, сформулированное в них, придав им более чёткую формулировку. Прост ответ, да не прост вопрос. Почему члены комиссии сообщают В. И. Ленину об этом как о нечто новом для него, как о выводе, сделанном именно ими на основании изученного материала, который в значительной части был известен Ленину? Можно было бы понять, если бы все эти оценки и советы содержались в этих документах, адресованных кому угодно, но только не В. И. Ленину. Зачем они доказывают Ленину, что борцы с уклонизмом сами являются уклонистами, если он уже давно продиктовал это Фотиевой, в распоряжении которой, согласно легенде, находился и сам текст этих диктовок? Если принять на веру ленинское авторство этих записок, то получается нелепая картина: члены комиссии переписывают для В. И. Ленина сформулированные им положения, выдают их за собственные и предлагают Ленину руководствоваться ими. Зачем убеждать Ленина в том, в чём он сам убеждает других? Если бы они заимствовали это положение из ленинской статьи, то мы вправе были бы ожидать, что они как-нибудь укажут на то, что их выводы подтверждают выводы, сделанные Лениным. Но по контексту подготовленного ими документа ясно, что члены комиссии не напоминают Ленину его вывод, они убеждают Ленина в верностисвоего вывода. Значит, этот совет комиссии появился до того, как были созданы записки «К вопросу о национальностях…»

Подготовленные этой «комиссией Совнаркома» материалы свидетельствуют, во-первых, о том, что работа над первым вариантом подготавливаемого ею документа проводилась уже после полной утраты В. И. Лениным работоспособности и даже дара речи. Во-вторых, работа над ними предшествовала созданию текста записок «К вопросу о национальностях…» Можно предположить, что сформулированные членами комиссии или записанные ими с чужих слов положения приобрели затем вид «ленинских» записок «К вопросу о национальностях или об «автономизации», (а возможно, и вид писем Троцкому от 5 марта 1923 г. и Мдивани и др. от 6 марта 1923 г.). Есть основания утверждать, что материалы этой «комиссии» представляют собой материальные свидетельства истории создания псевдоленинского текста, известного как статьи, или записки «К вопросу о национальностях или об «автономизации». Они показывают время и процесс создания фальшивки, а также его исполнителей и потенциального заказчика. История внедрения её в политический оборот даёт дополнительные аргументы в пользу этого вывода.

Легализация этих записок осуществила Л. А. Фотиева, информировав 16 апреля 1923 г. по телефону о них сначала Л. Б. Каменева, а затем и И. В. Сталина¹⁹. После этого она направила Сталину письмо, в котором писала, что «статья» была «написана» Лениным 31 декабря 1922 г. и он предполагал её опубликовать. Вместе с тем она признавала, что не имеет «формального распоряжения» В. И. Ленина на передачу этой «статьи» и просила вернуть ей текст её, так как направляла ему «тот единственный экземпляр, который имеется в архиве Владимира Ильича»²⁰. Сталин эту «статью» принять отказался, о чём свидетельствует надпись Фотиевой на письме: «Не послано, т. к. т. Сталин сказал, что в это не вмешивается»²¹. Возможно, И. В. Сталин знал тайну её происхождения. Но, может быть, он не хотел принимать её от Фотиевой, нарушившей волю Ленина, и решать вопрос о её публикации. Так или иначе, но никто Сталину этот отказ принять «статью» Ленина в вину не ставил.