На распутье

Напряжение спало, и разговор быстро скатился на бытовые темы типа слабосильности вьетнамцев при передислокации дивизионов, отсутствия подходящей для климата одежды, плохой работы почты…

Ночевать поехали в Винь, ближайший от дислокации дивизиона провинциальный центр, находящийся километров на триста южнее Ханоя. Этот городок авиация США ожесточенно бомбила с первого дня войны. Вся дорога была покрыта свежезасыпанными воронками, по которым колонна едва ползла. Капитальный мост через реку Ка[101] тоже был уничтожен, но понтонная переправа, построенная китайскими добровольцами, исправно работала. Не забыли коммунисты из Поднебесной и про идеологию — на въезде красовался огромный лозунг «Долой новых русских царей в Кремле», а каждый пролет моста украшал плакат с Мао Цзэдуном, держащим в руке красную книжечку.

Темнота упала почти мгновенно, как это бывает в тропиках, так что размещались в небольшой, но явно лучшей гостинице города уже в сумерках. Впрочем, жизнь вокруг кипела, казалось, что весь Вьетнам просыпается как раз после захода солнца.

— Дима, — полчаса спустя Шелепин постучал в комнату Устинова, — пойдем. Мне тут сказали, что с одной из террас открывается чудный вид на реку.

— У-у-у, все бы тебе бежать. Погоди чуток!

— Выходи в холл третьего этажа, там рядом, любой му[102] проводит.

Через десять минут Устинов выбрался на что-то типа большого крытого балкона. У перил Шелепин в свежей белой рубашке потягивал «Miller High Life» из золотисто-желтой банки.

— Держи, — протянул он жестянку из початой картонной коробки, — война тут, а везде фонари, люди ходят, ездят. Даже не верится в бомбежки.

— Да уж, это тебе не Москва в сорок первом, мы там за каждым лучиком света гонялись. — Устинов выдернул язычок банки. — Трофей?

— Черт их знает, скорее контрабанда. Странная тут все же война. — Шелепин достал пачку «Столичных». — Будешь?

— Давай, — протянул руку Устинов. — Сухие хоть?

— Обижаешь!

Курили молча. По потолку бегали маленькие ящерицы-гекконы, охотились за разными насекомыми и постоянно издавали при этом писк. Казалось, что в любой момент ящерки могут свалиться прямо на голову, но недели в тропиках достаточно любому, чтобы понять — этого не случится никогда. В углу, разгоняя быстро спадающую жару, шелестел еще заставший французов вентилятор на ножке. Где-то недалеко на улице визжала свинья, ее явно гоняли, перед тем как пустить на ужин делегации из СССР[103].

Официант неслышно установил на столе светильник, разложил европейские приборы и салфетки. Чуть позже он же принес первое блюдо — большие кастрюльки с супом фо. Густой говяжий бульон с ароматом имбиря, плоская рисовая лапша, специи и тонко порезанная сырая вырезка… Несмотря на то, что это блюдо подавали едва ли не каждый день, надоесть суп не успел. Две звездочки непогашенных окурков синхронно прочертили темноту, и проголодавшиеся мужчины, усевшись за стол, с аппетитом принялись за еду.

Беседа возобновилась только после того, как тарелки опустели.

— Знаешь, Дима, наше оружие меня удивило. — Шелепин наконец отодвинул тарелку. — Не ожидал, что сможем сражаться на равных со Штатами. Это настоящий триумф!

— Серьезно?! — От удивления Устинов сжал некстати оказавшуюся в руке початую банку. Хрустнула жесть, пиво выплеснулось на скатерть. — Тьфу! Саша, ну зачем под руку-то?!

— Извини, извини! На вот, возьми другую, а эту брось. — Шелепин протянул руку и со смехом достал новый «High Life».

— Никак не ожидал от тебя такого. — Дмитрий Федорович осторожно перелил остатки пива в заблаговременно выставленный официантом бокал. — Не надо выкидывать, когда еще в этой жаре что-то приличное попадется?

— Почему не ожидал? Зачем политесы разводить, ведь бьем штатовцев, в хвост и гриву бьем! Как они хвастались, кричали, что сильней их авиации ничего в мире нет.

— Что есть, то есть. — Устинов задумчиво потер вечернюю щетину на подбородке. — Извини за откровенность, но ты так копался в недостатках…

— Ах-ха-ха! Толубко там еще от страха рапорт об отставке не написал?

— Вот тебе смешки, — добродушно проворчал Устинов, — а целый генерал-полковник мучается, ты бы хоть его успокоил.

— Ничего, до завтра подождет. К тому же, зря он молча смотрит, так инициативу Вести[104] передать недолго.

— Ну ты хватил, да в таком ни один генерал не признается.

— Для этого за ними пригляд нужен постоянный, кстати, необходимо будет… Нет, очень надеюсь, что после съезда тебя выберут в Президиум ЦК[105].

— Серьезное предложение. — Устинов лихорадочно прикидывал расстановку сил в ЦК. — Признаться, я сильно переживал: война, проверка труда стольких заводов, людей…

— Брось, вот не сомневаюсь, не пинай ты директоров и генералов каждый день, они бы с «фантомами» одними С-60 воевали[106].

— Есть такое, у нас, пока коленом под зад не дашь, никто работать не будет. — Устинов сделал большой глоток, на несколько секунд замер и, взглянув в глаза собеседника, продолжил: — Вот при Сталине проще было.