На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж!

Инна смотрела на этих дам и глазам не верила. Обычный питерский двор, но от хозяек этого места глаз не оторвать: ухоженные, нарядные, кто-то даже с макияжем. А ведь, наверняка, самой молодой далеко за шестьдесят. Они хохотали и перебрасывались с мастером шутками. Да и Вадим хорош! О стрелки брюк порезаться можно, воротничок рубашки выглядит накрахмаленным, и как апофеоз всему — шейный платок. Волосы гладко зачесаны, а на фартуке красуется лейбл дорогущего салона красоты.

— Ты повыпендриваться решил перед ними? — успела шепнуть жена, когда они на краткий миг остались без внимания.

Романов посмотрел на своих бабушек и улыбнулся.

— Благодаря им я могу носить такой фартук и такой дорогой костюм, — просто ответил он.

Инна никогда до этого не видела его в работе. Укладка, что он делал сестре по утрам не в счет. Инне казалось, что ее он способен сделать и в бессознательном состоянии. А здесь же… Его руки с расческой и ножницами мелькали над головой очередной бабульки. И походил он в этом таинстве никак не на парикмахера, а на волшебника: непослушные волосы сразу укладывались по мановению этих волшебных рук. Взмах, еще взмах, шелест фена — и когда успевает менять инструменты в руках — и вот локоны уже обрамляют лицо.

Девушка, как завороженная стояла рядом с мужем, когда он делал прическу женщине с длинными роскошными волосами. Даже соседки перестали галдеть, наблюдая за работой мастера.

— Ох, есть у меня одна идея, вот только…, — проговорил он, склоняясь над клиенткой.

— Давай, давай, Вадим Вадимович, колдуй. У меня-то уж есть над чем колдовать, — усмехнулась дама, подмигнув Инне.

Ее подруги тут же завозмущались, но женщина лишь отмахнулась от них. А мастеру не было ни до кого дела. Казалось, он едва касался седых волос, выуживая пряди. Толстая прядь еще не отделилась, а ловкие пальцы уже скручивали ее, укладывая не то в корону, не то в волну. И в этот момент Инна вдруг услышала музыку. Не в силах отвести глаз от рук мужа она отчетливо услышала бессмертную «Травиату» Джузеппе Верди. Девушка даже вздрогнула и оглянулась. Вдруг это из какого-то окна доносится проникновенный дуэт «Libiamo ne' lieti calici[1]»? Но стоило только отвести взгляд от тонких пальцев, как музыка исчезла. Инна улыбнулась.

«Наваждение какое-то. Это от жары, должно быть»,—мелькнуло в голове. Однако как только взор упал на руки мастера, в голове бархатистый баритон, исполняющий партию Альфреда, вновь вещал о любви и веселье. Инна стояла, как заворожённая!

— Это искусство, — вырвалось у нее. Вадим оглянулся.

— Ты что-то сказала?

Инна смогла лишь покачать головой: описать словами свои чувства она не могла.

Они возвращались домой, нагруженные сумками с едой. Отказаться было невозможно. Инна хотела, было, напомнить мужу, что их желудки, как и холодильник, имеют ограничения в объеме, но он, встретившись с ней глазами, сунул очередной протянутый контейнер в сумку. Сейчас он напоминал ей вьючного осла, она даже улыбнулась этой мысли: шел впереди, впряженный в баулы. Инна несла его полегчавшую рабочую сумку.

— Они думают, что ты голодаешь? — усмехнулась она.

— Нет, просто каждая из них считает, что нам нужно будет съесть что-то на ужин. Так думает каждая! Их двадцать три. Это они уже кладут понемногу. Раньше можно было телегой увозить!

Инна усмехнулась. Сегодня, пока она смотрела на то, как он работал, ее охватывало непонятное чувство. Только сегодня она обратила внимание на руки Вадима. Даже когда массировала, не заметила, насколько у него широкая ладонь, а пальцы тонкие и очень длинные. И движения будто отрепетированные — ни одного лишнего. Вадим настолько владеет своим мастерством, что ему не пришлось переставлять ни одну шпильку или зажим, словно он делал это всю свою жизнь. И потом музыка… Эта удивительная музыка из-под рук стилиста...

— Зачем тебе это? — спросила Инна, глядя ему в спину.

— Это плата! Я оплачиваю этот долг уже десять лет. Если бы не все они...

— Никогда бы не подумала, что ты такой, — вдруг призналась она.

Вадим опустил свою ношу и встряхнул кистями рук. Его это забавляло.

— Какой такой?

— Твоя мать…

— Ой, не начинай! —перебил он. Настроение в ту же секунду испортилось. Заворочался мерзкий червячок в душе.

— …сказала, что ты гений.

Романов смотрел на нее чернильными озерцами, которые заволакивало злобой. Девушка этого не видела и в голосе не услышала раздражения. Сумка мужа была для нее слишком большой, нести на плече ее было неудобно, а в руке тяжело. Поэтому Инна перебрасывала ношу из рук в руки, пытаясь найти для себя комфортный способ. Вадим сдернул сумку с ее плеча, перебросил ремень наискосок через грудь, и девушка только теперь почувствовала неладное. Она бросилась ему вдогонку.

— Я хотела сказать…

— Ничего не говори! — резко оборвал он, заходя во двор.

— Я просто…

— Инн, ты многого даже не знаешь!

— Я услышала музыку! — крикнула она ему вслед.

— Окна открыты.

— Нет же. Это был Верди! Джузеппе Верди и «Травиата»! Я смотрела на твои руки, а слышала…