На расстоянии поцелуя (СИ)

— А ведь ты ещё и имеешь трусость утверждать, что не готов пойти с этим человеком под венец.

— Я…

— Я? Что я?

— Не перебивай! — почти рычу, ударяя кулаком по стопке бумаг, которые так любовно собирал. — Мне двадцать три! Я не готов! Я знаю его недостаточно! Дед! Он же иниец! А если… если он увезёт меня и запрёт в доме, заставит… заставит рожать раз в год?! А я хочу работать!

Хриплый стариковский смех вырывает меня из истерики. Я расслабляю кулак, которым бил по несчастным бумагам, и дышу глубже, чтобы успокоить разволновавшееся сердце.

— Идиот ты малолетний, вот ты кто, — смеётся дед, щуря глаза. — Ты вообще замечал, как он на тебя смотрит? Да он сам родит, только чтобы тебе напрягаться не пришлось!

Я криво усмехаюсь в ответ на его шутку.

— А ты сам? — Дед внезапно теряет всю весёлость. Выкуренная на половину сигара утыкается мне почти в грудь. — Найди уже свой яйца и признайся себе, что просто боишься. Как маменькин сынок боишься, что тебе придётся ждать, пока он соблаговолит, наконец, тебя трахнуть! Прав я, или нет?

— Прав…

— Конечно, прав! — Дед замолкает, крепко затягиваясь. — Бедный! Несчастный Эмиль! Как же ты проживёшь пол годика без секса?

Я чувствую, как к лицу прибывает жар. Наверняка я сейчас красный, как помидор, но я молчу, глотая злость и смущение, ведь дед, по сути, прав. Мой эгоизм не даёт мне спокойно жить, спокойно наслаждаться обществом человека, которым мне нравится. Нравится по-хорошему, а не просто как ходячее дилдо со встроенной функцией постоянных комплиментов.

Мы какое-то время молчим. Я обдумываю дедовы слова, а сам он, по-видимому, успокаивает ритм сердца. Да уж, ему так орать уже давно не к возрасту.

— Ты ещё сам не понял своих чувств, — говорит дед наконец. — А всё потому, что трусливый, как кролик. Будь уже мужиком, возьми ответственность за свою жизнь. Иначе так и будешь дальше плясать под мамкину дудку. Что? Думал, если сбежал от неё жить отдельно, она тебя не достанет?

— Мама наоборот хочет нас свести.

— А ты сомневаешься из-за чего? Из-за того, что она всю жизнь за тебя решала. И теперь ты не знаешь сам, чего хочешь. Дурак ты, Эмиль.

— Сам дурак.

— Не выражайся в моём доме!

Я в который раз закатываю глаза и устало расползаюсь в кресле. Мы молчим с несколько долгих мгновений.

— Вы как ребёнка назовёте?

— Не будет никакого ребёнка!

— В смысле не будет?!

— Какой ребёнок, Эмиль?! Мне семьдесят семь! Я могу сдохнуть завтра! Сейчас! Я могу прямо сейчас окочуриться из-за моего бешеного внука! Какой ещё к чёрту ребёнок? Кто будет его воспитывать? Ты? Ну уж нет!

— Дед!

========== Глава 12 ==========

После того, как дед надавал мне ментальных пинков, дышать стало будто бы даже полегче. Все сомнения, которые я испытывал, не то чтобы разрушились, но перестали давить на меня мёртвым грузом. В груди тёплым чувством застыла уверенность и успокоение.

Вконец поссорившись с главой семьи, я решил выехать обратно в город, а не оставаться у четы старого психопата и витающего в облаках юного омежки на ночь. К тому же у меня появилось чёткое желание кое-что проверить.

Когда я вышел из кабинета деда и спустился вниз, то нашёл Амина и Эрика мило воркующими над семейными альбомами.

— Смотри, лучик, мы нашли тебя. — Амин тепло улыбается и показывает мне мои фотографии. В груди щиплет от чувств. Он такой красивый, когда улыбается, даже красивее, чем на том фото, где он стоит, задумавшись, у бушующего моря. А когда мой альфа улыбается мне — это удар ниже пояса. Дед прав, во всём прав. Я могу сомневаться сколько угодно, но от себя не убежишь. Я люблю его, мне кажется, я люблю его, и это всё. Это конец, я сделаю что угодно, чтобы он был счастлив.

Я беру в руки альбом, как реликвию, и открываю на первой странице. Здесь я на руках у мамы, толстый и румяный, и остервенело жую пустышку. Потом я с папой, с бабушкой, с дедом, потом на велосипеде, как сейчас помню его, он был зелёным, хотя я хотел красный, и я тогда закатил целую истерику… потом я с выпускным листом из начальной школы, где одни пятёрки, стою и улыбаюсь снимающим меня бабушке и деду, дальше идёт провал — подростковый период — где почти нет фотографий, разве что натыренных с моих соцсетей, а потом — универ, семейные торжества, совместный отдых…

— Даже у моих родителей нет столько моих фотографий, — говорит Амин умилённо, но не без определённой зависти, и я вспоминаю, что он в своей семье очень долго сидел на вторых ролях из-за неподтверждённого статуса альфы. Наверное, это тяжело. Понимать, что тебя стали замечать больше только из-за того, что ты внезапно оказался альфой, а не бетой.

Я закрываю альбом. Мне почти до слёз приятно, что дед так озабочен моей скромной персоной. Даже несмотря на наше непростое взаимодействие, даже учитывая то, что я — омега, он всегда выделял меня своим вниманием на фоне других членов семьи, чтобы он там не говорил. Амину, у которого такого человека в семье не было, наши отношения, наверное, — одновременно и приятное, и неприятное зрелище.

— Эрик, мы, пожалуй, выедем сейчас, я вспомнил об одной встрече… — Я корчу извинительное лицо.