И если раньше меня такое ее поведение просто раздражало, то теперь начало по-настоящему злить. Ведь, по словам Стаса, это я была виновата в наших непростых взаимоотношениях. И одна лишь я несла ответственность за ее стервозный характер, хотя понятия не имела, почему он мог сделать для себя такие выводы. К тому же я прекрасно знала, что это не так. Знала, в какую хитрую лису сестра умела превращаться, лишь бы избежать ответственности за что-либо. И мне всегда казалось, что с этим можно только смириться, но никак не попробовать понять.
О каком понимании могла идти речь, если со мной даже не хотели адекватно общаться больше двух минут?
Когда пришло первое утреннее сообщение от Ярослава, я сидела на диване, уставившись в цветной экран телевизора, и пыталась заставить себя поверить в то, что все произошедшее со мной – всего лишь сон и все в скором времени тоже смогут это понять. Никакой Ярослав меня вчера не обнимал и не говорил в пьяном танцевальном угаре, что я красивая и прекрасно танцую. Спящая Милана не пыталась растрепать ему свои предположения обо мне и Стасе, бормоча что-то невнятное, но очень похожее на фразу «А Юлька любит чужого жениха». А я в свою очередь ни с кем не ругалась, не попадалась сестре в пьяном виде и не говорила того, что на самом деле не думала. Ничего этого не было. Никто об этом не знает.
Только, как я ни старалась убедить себя в этом, реальность была иной.
«Доброе утро, Юлиана, - писал Ярослав тогда, разбивая все мои надежды. – Хочется верить, что сегодня ты чувствуешь себя хорошо. Если не против, мы могли бы увидеться с тобой сегодня вечером».
Я была против. И мой организм был против тоже – настолько ему было плохо в этот день. И даже мысль о том, чтобы весь выходной провести в одном доме с Кирой не могла заставить меня выйти на улицу и посмотреть в глаза Ярославу. Я не хотела помнить о том, что было вчера, и особенно не задумывалась, что могла так уж сильно нравиться ему на самом деле, чтобы ранить своим отказом. Да и к тому же приводить свой глупый план в действие, и использовать парня в своих целях мне было попросту стыдно. Не так люди должны решать свои проблемы. Не посредством других людей. Пусть даже в моем желании попытаться искренне переключить свое внимание на него не было ничего предосудительного.
«Ты можешь просто попробовать сделать это», - твердила я себе, собираясь следующим утром на работу, а сама думала о том, как мне жаль, что прощание со Стасом вышло таким неприятным и даже немного болезненным. Я не могла заставить себя ненавидеть его, хотя очень этого хотела.
«Забудь. Забудь. Забудь», - вместе с ударами по лбу пыталась я вбить себе это в голову.
Я не знала, чего ожидать от них обоих в дальнейшем. Я не понимала, какой стратегии должна была теперь придерживаться с Ярославом и как вести себя с ним. Чувство было такое, будто меня подводят к пропасти, а я должна сделать выбор прыгать мне туда или нет.
Но в тот день я решила, что Востриков сделал выбор за меня сам. Он просто не сделал ровным счетом ничего, тем самым отводя подальше от пропасти. Мы, как и до всего произошедшего, просто поздоровались друг с другом и разошлись в разные концы коридора, словно ничего и не было. Словно не он вез меня и Милану пьяных домой, а на следующий день звал провести с ним вечер.
Все, что хоть немного намекало на его заинтересованность во мне – это чуть более теплая улыбка и сдержанный кивок головы.
Не ожидавшая такого поворота сюжета, я осталась стоять на месте и тупо смотреть ему в след. Паззлы в моей голове вновь перемешались, создавая полный беспорядок, желая оказаться сейчас на месте Стаса и просто улететь куда-нибудь подальше.
На второй и третий дни все повторялось. Та же прохладная встреча и те же странные смс утром и вечером с пожеланиями хорошего дня и приятных снов. И хотя меня волновал вопрос о том, что же все-таки происходит, я не задавала его, предпочитая оставаться лишь сторонним наблюдателем.
В середине недели, как и предполагалось, мама улетела домой, оставив нас с Кирой наедине с ее наставлениями жить дружно и во всем помогать друг другу. И уже спустя два часа после ее отлета я сделала все, чтобы исполнить ее волю – собрала свои вещи и съехала из квартиры сестры, заранее договорившись о предоставлении комнаты с комендантом общежития.
На четвертый и пятый дни Ярослав перестал играть роль строгого равнодушного начальника и стал чаще наведываться ко мне в кабинет, недвусмысленно намекая, что его приглашение на свидание и ежедневные сообщения не были для него таким уж пустым звуком. И эту его перемену я соотнесла с уходом надзирателя свыше – мужчины лет около пятидесяти с такими же колючими глазами как у него и стильной прической, подернутой благородной сединой. Странно, но его постоянное присутствие где-то вблизи Вострикова я заметила лишь тогда, когда он исчез.