Читаем На разбитом корабле полностью

- Сейчас прилив, время - девять сорок. Позавтракайте в гостинице "Дофин", а потом заложите руки в карманы да прогуляйтесь по берегу, и, ручаюсь, в два пятьдесят, самое позднее, в три, вы, не замочив ног, доберетесь до разбитого корабля. Можете провести на нем час три четверти, от силы два, но не больше, иначе вас, друг мой, опять застигнет прилив. Чем дальше отступает море, тем быстрей возвращается. А отмель там плоская, как клоп. Итак, в четыре пятьдесят уходите обратно, в половине восьмого будьте на "Жане-Гитоне", и сегодня же вечером мы высадим вас на ларошельской набережной.

Я поблагодарил капитана и сел на носу парохода, разглядывая Сен-Мартен - городок, к которому мы приближались на всех парах.

Он ничем не отличается от любого из крошечных портов, столиц островков, разбросанных вдоль материка. Этот большой рыбачий поселок, стоящий одной ногой в воде, а другой на суше, живет продажей рыбы и домашней птицы, овощей и креветок, редиса и мидий. Остров низок, плохо обработан, но, кажется, густо населен; впрочем, в глубь я не заходил.

Позавтракав, я пересек небольшой мысок и, так как отлив уже начался, направился через пески к черной, похожей на утес громаде, которая выступала из воды далеко-далеко впереди Я быстро шагал по желтой равнине, упругой, как живое тело, и словно потевшей у меня под ногами Только что море было тут Теперь я с трудом различал грань отделяющую пески от океана, - она отходила все дальше, почти теряясь из виду. У меня было впечатление, что я присутствую при гигантской феерии Совсем недавно передо мной простиралась Атлантика, и вот она внезапно ушла с отмели, как декорация в люк Я шел по пустыне, и только ощущение соленой влаги на губах, напоминало мне о близости океана Я вдыхал запах волн и водорослей, суровый и бодрящий запах побережья Быстрая ходьба согрела меня, я не сводил глаз с разбитого корабля, и он, все увеличиваясь по мере приближения к нему, представлялся мне теперь исполинским китом, выброшенным на берег Судно как бы вырастало из земли, принимая на фоне желтой бескрайной равнины чудовищные размеры Через час я, наконец, дошел до него Изуродованное, разбитое, оно лежало на боку, и его переломанный шпангоут из просмоленного, прошитого огромными гвоздями дерева торчал наружу, как ребра освежеванного зверя Песок уже заполз в него, набился во все щели: он цепко держал свою жертву, обладал ею и не собирался с ней расставаться Судно как бы пустило в него корни: нос глубоко зарылся в коварный податливый грунт, а задравшаяся корма бросала в небо вопль отчаяния - два белые слова на черном борту: "Мари-Жозеф".

Я взобрался с накренившейся стороны на мертвый корабль, вылез на палубу, спустился в трюмы День, проникавший туда сквозь трещины в корпусе и люки без крышек, едва-едва рассеивал мглу этих длинных мрачных погребов, заваленных обломками деревянных переборок Здесь тоже был сплошной песок почва этого дощатого подземелья Я принялся делать записи о состоянии судна Пристроившись на разбитом пустом бочонке, я строчил при свете, падавшем из широкой пробоины, сквозь которую виднелась нескончаемая отмель От холода и одиночества меня познабливало, и порой, бросив писать, я ловил в чреве корабля глухие таинственные шорохи: шуршание крабов, скребущих крючковатыми клешнями по обшивке; суетню великого множества мельчайших морских животных, уже обосновавшихся в останках судна; тихий равномерный скрип древоточца, который безостановочно, как бурав, сверлит, портит и пожирает дряхлый остов.

Неожиданно совсем рядом послышались человеческие голоса. Я подскочил, словно увидев призрак. Мне и вправду на миг почудилось, что из зловещей дубины трюма вот-вот поднимутся два утопленника и расскажут, как они погибли. Перебирая руками, я взлетел по трапу на палубу и обнаружил внизу, перед носом корабля, высокого господина и трех девушек или, точнее, высокого англичанина и с ним трех мисс Перепугались они еще больше, чем я: внезапное появление незнакомого человека на брошенном судне смутило бы кого угодно. Младшая пустилась наутек, две прижались к отцу; сам он выдал свое волнение лишь тем, что разинул рот Несколько секунд он молчал, потом осведомился:

- О! Вы, сударь, есть владелец судна?

- Да, сударь - Могу я его осматривать?

- Да, сударь.

Тут он разразился длинной английской фразой, из которой я понял только одно, несколько раз повторенное слово - gracious <Любезно/>(англ.)>.

Видя, что он прикидывает, откуда взобраться на корабль, я указал ему самое удобное место и протянул руку. Он влез, и мы с ним помогли вскарабкаться уже успокоившимся девушкам Они были очаровательны, особенно старшая, премиленькая, изящная, свежая, как цветок, блондинка лет восемнадцати Ей-богу, хорошенькая англичанка - настоящий дар моря, а уж эта словно впрямь родилась из песка, и волосы ее еще хранили его оттенок. У английских девушек восхитительный цвет лица: он наводит на мысль о нежных красках розовых раковин или редких таинственных жемчужин, детищах неизведанной океанской бездны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература