На развалинах Мира

Он мотнул башкой. Я приподнял с земли большой камень, метнул его на середину зала. Пес, проследив за полетом, резко сорвался с места и галопом ускакал наружу. Я мигом поспешил за ним. Позади, раздался гулкий удар, шум и грохот падающих балок — на чем все держалось? Дождавшись, когда осядет пыль, я подошел к образовавшемуся холму. Все было раздавлено, и на этот раз проникнуть внутрь не было никой возможности.

— Нет, Черный. Нам туда, дороги нет.

Я оттянул его от отверстия, ведущего под плиты, и добавил:

— Ты все равно без рук… и что надо, не притащишь… Ладно, оставь. Пошли дальше. По-моему, нам до того холма осталось не так уж и далеко — вот там и покопаемся всласть.

Что-то нам здесь не нравилось. Я не мог объяснить своего состояния, и от этого нервничал, уже не радуясь тому, что мы предприняли новый поход. Было ощущение постоянного, чужого присутствия — словно за нами следили чьи-то, внимательные глаза… Я подумал, что это из-за того, что мы здесь — не частые гости, и на нас просто давит непривычная обстановка. Но, не так уж сильно, эти развалины отличались от покинутых нами там, на нашей стороне реки. Меня свербило — а щенок, обычно всегда убегающий вперед, на этот раз старался быть ближе к моим ногам. И, если я, мог отнести происходящее, к своему разыгравшемуся воображению, то к нему такое определение никак не подходило. Он часто оборачивался, принюхивался к запахам, и даже поскуливал… Это настораживало — пес не вел бы себя так, не чувствуй он угрозу. Но, в том то и дело, что я ее не ощущал — хотя бы немного. Но какая-то неприязнь, некомфортность, была во всем…

Первую ночь мы плохо спали — я решил сторожить, да и пес долго не смыкал глаз. Уставшие, плохо отдохнувшие, мы шли дальше на запад, потеряв в однообразии руин прошлые ориентиры. Нужная площадка с ямой, осталась где-то в стороне, и я о ней уже не вспоминал — хотелось просто дойти до границ города. Путь был бесконечным — здания, рухнувшие совсем и наполовину, стены, стоящие одиноко среди холмов, камни, выхваченные жуткими силами из недр… Не было только края, к которому я стремился.

Похоже, что тот центр, который я нарисовал на своей карте, в подвале, лишь в моем воображении оставался центром — на самом деле, большая часть города была как раз здесь, на западе. А, если учесть, сколько еще домов и районов ушло в провал — получалось, что наша, вообще, находится где-то с самого боку.

Меня кольнула мысль — если, на исследование только своей территории, у меня ушло так много времени, то, как долго придется блуждать здесь, не обладая такой базой и местом для отдыха? Но, быть может, в силу своих размеров, именно эта часть предоставила убежище тем, кого я надеялся отыскать? Я пялил глаза, в надежде увидеть костер — рукотворный, а не возникший из провалов в земле. Увы… На небе, сильно почерневшем и словно вздувшемся с натуги, стали клубиться тучи. Я наклонился к щенку и потрепал его по холке.

— Все, щеня. Приехали. Вторая ночевка — и назад. Домой. Сюда надо приходить всерьез и надолго. А для этого надо иметь что-то, надежней собственной спины. Не нести же весь склад. Охотиться тут не на кого…

Я кинул взгляд на руины. Безжизненная пустота и запустение царили вокруг.

Нет, на степи, возле скал, это походило очень мало…

— А вот дичью стать — очень даже возможно. Что-то подсказывает мне, что не все так просто, как кажется. Уж очень тихо… Чуешь?

Пес чуял. Он нервно оскаливал зубы, топорщил шерсть на загривке, и, вообще, всячески давал понять, что не против покинуть эти мрачные завалы.

Но уходить, при угрозе надвигающегося ливня — чистейшее безумие. Можно было только промокнуть насквозь, кроме того, нам все равно было слишком далеко до переправы.

Оглядевшись, я увидел несколько одиноко стоявших, покосившихся деревьев.

От них остались одни стволы — все остальное сожрал огонь. Между ними я растянул накидку — скрываться от воды под плитами не хотелось. Я опасался, что сами плиты сползут по жидкой грязи, и придавят нас своим весом. Нет, у себя было проще…

После первой ночи, вторая оказалась еще хуже. Мы продрогли и спасались лишь тем, что тесно прижимались друг к другу. Я влил в глотку пса несколько капель коньяка. Тот фыркал, отплевывался, но, вынужденный разжать пасть под моим напором, проглотил обжигающую жидкость.

— Не ты первый, — хладнокровно заметил я. — От чумки, вашу породу, водкой лечат. Или, крепленым вином — если память не изменяет. Коньяк-то, лучше.

Или как?

Щенок обиженно отвернулся, и положил морду на лапы. Я погладил его по загривку:

— Зато согрелся. Не от коньяка, так от возни.

Теория всегда убеждала в обратном — при сильном холоде, крепкими напитками можно только создать видимость тепла. Тем не менее, жидкость подействовала. Дрожь исчезла, и даже появилось слабое ощущение легкого опьянения. Но бедный пес не понимал моей полупьяной ухмылки, и лишь подвывал в такт непрекращающемуся дождю.