На развалинах мира

Мои глаза обшаривали провал очень внимательно — искали место, где его высота была бы более полога и ближе к поверхности города, лежащего внизу. Я еще не знал, нужно ли мне это, но где-то в глубине думал о том, что рано или поздно рискну спуститься туда и продолжу поиски на дне этой невозможно глубокой ямы. Хотя вряд ли это можно назвать ямой… Даже сейчас, не имея возможности увидеть краев этой бездны, стало ясно — громаднейшая часть области просто ушла вниз, как будто была обрезана от оставшегося куска. Либо — мой собственный кусок сам взметнулся ввысь…

После осмотра провала я опять отправился на восток, решив пройти вдоль обрыва столько, сколько мне хватит продовольствия в мешке. Через несколько дней — а картина обрыва не менялась и всюду оставалась одинаковой — я вышел к краю города… Моего города, а не того, который все еще продолжался внизу.

Больше дороги не было. Вернее, ее не имелось и ранее, но идти вдоль обрыва стало более чем опасно. Насколько хватало зрения, впереди узкой полоской шла как бы гряда, отделявшая край обрыва от огромного озера. В любой момент эта перемычка могла быть размыта, или разрушена новым подземным толчком — и тогда вся эта масса устремится вниз… Скорее всего, то водохранилище, хлынувшее на город с гор, каким-то образом задержались здесь — и теперь, его воды, лишенные притока свежих ручьев и горных рек, постепенно разлагались. Какой-то, неимоверно затхлый запах, хлюпанье, шумные вздохи… Такое впечатление, что вздыхала огромная жаба, то втягивая, то выпуская воздух, загаженный испарениями болот. Это и было болото — без края. Оно начиналось от самой оконечности руин и уходило вдаль — туда, где небо сливалось с землей. Вся восточная окраина города постепенно переходила в низменность, а та, в свою очередь — в чавкающую и покрытую зеленоватой ряской воду. Невозможно даже представить величину этого затопленного пространства — что на восток, что на юг, оно терялось, сливаясь с бурыми облаками. Я мог только подозревать, что где-то поодаль болото все же съезжало в провал — об этом говорили шумные всплески и гул падающей земли. Если будет со временем подходящий спуск в низину, скорее всего, он образуется здесь. Как вся вода еще не ушла туда — понять не пытался. Над болотом висело сплошное облако, мутное и белесое. Оно даже казалось мрачнее, чем небо, к которому я привык. Облако сливалось с ним, и получалось светлое пятно на фоне громоздящихся друг на друга туч. Где-то здесь и были испарившиеся холмы, над которыми взметнулся чудовищный атомный гриб… Я провел возле его берегов одну ночь — и уже сразу по возвращении в подвал пожалел об этом.

Неугомонность и желание все узнать, оказали плохую услугу — я заболел. И по всей вероятности, чем-то простудным. Едва вернулся домой, как почувствовал слабость и озноб. Не помогало даже тепло очага, возле которого я сидел. В аптечке перебрал кучу лекарств — но я не знал, какие мне нужны, и старался употреблять только хорошо знакомые… Все ощущения говорили о том, что это, скорее всего, грипп. Но я мог и ошибаться… Конечно, в каждой упаковке, на каждой скляночке имелась аннотация — сколько и от чего! А как я мог знать — от чего? Я старался ограничиваться только тем, что мне хорошо известно — вроде аспирина или чего-либо безобидного. А чаще вообще предпочитал чай, заваренный на зверобое или чабреце — запас лекарственных трав в аптеке тоже имелся достаточно солидный. Меня лихорадило дней семь — а ночью, наоборот, приступы озноба сменял жар. Тогда все одеяла, которыми я укрывался, летели на пол. Внутренности ныли — словно я долгое время катался по камням. Кое-как приготовив ужин, с трудом его съедал — аппетит пропал совершенно, а затем вновь прислонялся головой к холодной стенке и так сидел в полудреме и ожидании неизвестно чего…

Постепенно до меня стало доходить очевидное. Тех, кто остался в живых, столь мало и они так далеко отсюда, что на их поиски я могу потратить всю жизнь… И еще больнее стало сознание, что катастрофа неминуемо пронеслась не только здесь. Моя семья… Мы оказались разделены тысячами километров, преодолеть которые невозможно и за годы странствий. Я успел отвыкнуть от них, почти всегда находясь на работе вдалеке от дома. Возвращение всегда становилось праздником — на короткий срок, после которого начиналась новая командировка. Но тогда я хоть знал, что всегда смогу вернуться туда, где меня ждут. А что могло ожидать теперь? Ужас, который я пережил, не оставлял надежд ни на что… Все, что видели мои глаза, все, что происходило вокруг, могло означать только одно — Катастрофа затронула всю планету. И шансов на встречу просто нет…