На развалинах третьего рейха, или маятник войны

«Добрую службу, — вспоминает он, — сослужило мне рекомендательное письмо из английского лагеря в Голландии. Я уже начал понимать, что практика денацификации, осуществляемая западными державами в их зонах оккупации, более чем сомнительна. Это укрепило меня в негативном отношении к их политике в Германии. Чем я больше узнавал о деятельности западных оккупационных властей в области так называемых демократических преобразований и «перевоспитания» немецкого народа, тем отчетливее понимал, что они никогда не помышляли всерьез о том, чтобы положить конец всем реакционным, милитаристским и нацистским тенденциям в общественной жизни на оккупированной ими территории Германии. Во мне крепло чувство разочарования в этой политике. С одной стороны, военные трибуналы союзников выносили самые строгие приговоры людям, чья вина в преступлениях нацистов была доказана косвенным путем или не доказана достаточно достоверно. С другой стороны, оправдывались кровавые палачи, на совести которых были тысячи человеческих жизней».

И тут X. Фельфе был абсолютно прав. Достаточно вспомнить широко известный пример с «палачом Лиона» — дело Клауса Барбье, которого секретные службы США спасли от справедливого возмездия. К их числу принадлежали многие бывшие виднне сотрудники РСХА, которые заняли ведущие посты в «организации Гелена», а затем в ВКВ. Как выяснилось впоследствии, некоторые из них сразу же после окончания войны установили негласные контакты с разведывательными службами США и Англии и работали на них в качестве платных агентов или же были завербованы в лагерях для интернированных лиц. Поэтому в руках американцев и англичан сразу оказались сведения, позволившие им быстро выявить людей, представляющих для них интерес.

«Так, например, — пишет X. Фельфе, — западные союзники были прекрасно осведомлены обо всех сотрудниках центрального аппарата нацистской партии НСДАП, отделов РСХА и полиции, им было известно о создании нелегальной организации НСДАП, диверсионных группах «вервольфа». «Нужных людей» американцы и англичане интернировали, а затем произвели вербовку. Десятки завербованных были позднее «трудоустроены» американцами в «организации Гелена», а англичанами — в Ведомстве по охране конституции — «политической полиции ФРГ» и сформированной ими «новой немецкой полиции».

«Особые отношения» (определение X. Фельфе. — Авт.) с западными державами, завязанные, как ему было доподлинно, еще во время войны, известно, помогли многим политикам сделать блестящую карьеру. Совершенно не случайно, утверждает Фельфе, первым канцлером ФРГ в 1949 году стал Конрад Аденауэр — друг «отца немецких экономических реформ» Эрхарда. Молодому поколению вряд ли известно, что Аденауэр был связан прочными финансовыми и семейными узами с влиятельнейшими кругами как немецкого, так и американского капитала. К его могущественным покровителям в Германии принадлежали крупнейшие промышленники и банкиры Абс, Пфердменгес и Цинсер, которые даже в годы войны постоянно поддерживали тесные связи с американскими финансовыми группами Моргана и Рокфеллера. Кстати, вторая жена Аденауэра, Гусей, урожденная Цинсер, была родственницей жены президента Международного банка реконструкции и развития Макклоя, который с 1949 по 1952 год являлся верховным комиссаром США в ФРГ. Впоследствии он возглавлял «Чейз Манхэттен банк» и был специальным советником президента Джона Ф. Кеннеди.

«Конечно, — пишет в своих мемуарах Фельфе, — многие быстро раскусили эту лицемерную двойную игру западных держав в денацификацию, и первыми коммунисты, в чем я убеждался неоднократно. Но и другие видели это тоже, только боялись протестовать. Помню, первый министр ФРГ по делам семьи Франц Йозеф Вюрмелинг, когда я спросил пристроить меня на работу, потрясая справкой о денацификации, лишь махнул рукой: «Ах, оставьте, такая справка говорит лишь с том, что у ее обладателя хватило ума выкрутиться».

Работу тогда X. Фельфе не нашел, зато ему разрешили учиться, и он был зачислен «вольным слушателем» на факультет государства и права Боннского университета. «Кусок хлеба», как он выразился, ему давала журналистика. Он в ту пору репортерствовал для берлинского радио и поэтому часто ездил в советскую зону оккупации. Иногда ему удавалось бывать даже в Дрездене.

«Увидев впервые родной город, разрушенный до основания совершенно бессмысленной бомбардировкой, я не мог удержать слез боли и гнева против тех, кто повинен в этом. Среди руин родного города я воспринял как некий символ тот факт, что англо-американские бомбардировщики разрушили Дрезден, а советские солдаты в мае раздавали берлинцам хлеб. Мучительная боль, пережитая мною в Дрездене, заставила меня вновь подумать о Советском Союзе как о стране, которая одна только могла, а главное хотела, навеки исключить возможность повторения подобных катастроф».