На реальных событиях

– Эй! Прошу прощения! – я сделала самый доброжелательный вид, который у меня был в запасе. Лишняя агрессия ни к чему. Мне нужна была только информация. У двух старичков был потерянный вид. Кажется, не местные. – Здесь обычно не бывает людей. Вы потерялись?

– Да! Эти леса все как один. Вышли на грибную полянку и не заметили, как очутились тут. Хорошо, ты попалась! Как к шоссе выйти? – я прокричала им все указания и седые головы скрылись вдали, рассыпаясь благодарностями. От катакомб они были далеки, но я впервые осознала, что моя затея крайне опасна. Кто угодно может наткнуться и полюбопытничать. И тогда я окажусь на скамье подсудимых, Денис никогда не захочет даже взглянуть на меня и снова одиночество и бесцельное существование. При таком раскладе мне не светит меньше пожизненного. Вот же вляпалась.

Люки от труб порядочно заржавели. Ночью шли еле заметные дожди, но на старом железе сказалось. Внизу не было ничего, кроме темноты, но я чувствовала всем своим существом, как за мной наблюдают. Сомнений не было, они пытаются найти выход и это их единственный шанс. Я знала, что Скорляк надоумил их, с ним требовалась особая осторожность. Для меня эти попытки к спасению были мышиной возней. Я была теперь далека от того жестокого мира, к которому меня определили с рождения. Теперь я поняла, что могу был желанной просто так. Никогда бы не подумала, что довериться мужчине для меня будет так просто. Говорят, что так происходит, когда встречаешь своего человека, судьбу. Все становится на свои места, все правильно. В моей блондинистой голове не всплыл ни один случай из прошлого. Меня накрыло одеялом его любви, и я не хотела знать, что происходит вне этого пухового рая.

Как только я отворила железную массивную дверь, до меня донесся контраст запаха. Смердело потом, отходами и умершим воздухом. Мне было противно, что меня касаются эти нечистоты. Я бросила письмо, не заходя внутрь и вышла вон. Мне придется вернуться сюда, но видит Бог, я бы с радостью забыла о существовании этого места.

Камеры отворились, позволив пленникам увидеть друг друга. Каждый из них озирался по сторонам, лелея надежды, что хоть кто-то тут будет похож на человека. Нет, все они были бледными, ослабшими тенями в руках одного кукловода.

– Вот уж кого не ожидали увидеть! – Скорляк ткнул пальцем на Петра Узича, который впервые вышел на свет. Тусклое освещение, озарявшее это помещение так редко, обрисовало банку у него в руках. – Что там у тебя?

– Варенье, – я положила ему вкусное, как и всегда, как своему особенному заключенному, своему любимцу. – Откроем?

Ирина Васильевна выхватила предложенный деликатес и одним рывком сорвала резиновую крышку. Всю жизнь она ненавидела засахаренные ягоды, ей казалось, что это деревенские закидоны, не более. Но проведя столько времени на хлебе и воде, ей хотелось почувствовать на языке что-то еще, не мои подгорелые промороженные блины. Это была черная смородина, точно такая же, как делала ее бабушка. Женщина сползла по стене и заплакала. Она больше не могла находиться здесь. У нее не было сил терпеть этот позор, эту жизнь, которую она загубила своими же руками. Разве кто-то мешал ей выбирать другой путь? Почему проституция? Как из маленькой миловидной девочки она превратилась в эту потасканную уродину?

– Значит мы сидим на всякой гадости, а тебе сладкое таскают. С чего вдруг? Может, ты просто помогаешь ей следить за нашей небольшой компанией? – Валентин подошел вплотную к неуверенному мужчине, но быстро отпрянул. Его пыл остудила интуиция, что-то внутри говорило о том, что этот парень не так прост и с ним лучше не шутить.

– Я уже говорил, что не шпион. Честно, мне все равно, что вы подумаете. Я отдаю вам, потому что это добро. Настоящее добро. Я голодный, хочу съесть это варенье, но делюсь, потому что так побеждаю свои потребности. А ты так умеешь? – Узич вернулся в камеру. Головные боли вышли на новый уровень и потихоньку сводили его с ума. Они не прекращались ни днем, ни ночью. Как будто единственное, что было в этом мире – неприятная пульсация висков и противный голос, который обещал прекратить, как только ему дадут волю. Он сел на подобие кровати и закрыл глаза. Всего раз позволить этому демону выйти, значит отпустить его навсегда. С таким трудом он взял вверх. Сдаваться нельзя.

Письмо, которое лежало в темном углу осталось незамеченным до тех пор, пока Власова не подумала, что пришло время действовать. Она была следующей жертвой, это понимал каждый. Молчалин, который остался верен своей фамилии, мялся у стены, но ему достаточно будет 5 минут, чтобы переломить ее шею своими огромными ручищами.

«Мои дорогие,

Вы уже попробовали человеческую плоть, быстрее, чем я ожидала, надо признаться. Теперь я хочу, чтобы вы не стеснялись и у следующей жертвы изъяли все органы, годные к употреблению. У вас есть несколько часов, я вернусь днем.»

Значит, сейчас утро. Юля не стала вытирать слезы, которые омыли ее шелушащиеся щеки. Впервые за Бог знает сколько дней, она точно уверена во времени. Кто бы мог подумать, что это такое счастье?