На реках вавилонских мы с тобой сидели...

Однажды, после очередного отказа, он попробовал плюнуть и женился, сломя голову, на какой-то случайненькой лаборантке. Исчез почти на год, потом не выдержал. Стал ходить теперь уже тайком от жены, ища даже не любви простого разговора на кухне, как водится у наших интеллигентов. За чашкой чая (она изумительно умела заваривать чай), за скудным бутербродиком с дрянной колбасой, в маленькой кухоньке с кожаными сиденьицами и неизменною связкой лука у окна он чувствовал себя почти счастливым. Самиздат из рук в руки, «запретные» кассеты, разговоры за жизнь — что еще нужно людям. А время шло…

Сначала один за другим, с разрывом буквально в месяц умерли ее родители. Он, тряхнув обрывками старых связей, помог похоронить их на еврейском кладбище в семейной могиле. Потом, в самом начале перестройки, выскочила замуж дочь — и даже удачно, в отличие от героини рассказа. Дальше буквально за год развалилась компания. Кто-то разбогател, кто-то спился в одночасье, кто-то уехал. Он навещал иногда ее, но реже, чем раньше — у каждого хватало своих забот — выжить бы. Его «ушли» с работы, он переквалифицировался в таксисты, благо машина осталась с лучших времен. Она, измаявшись непривычным одиночеством, окончила курсы массажа и, как ни странно, нашла себя в работе. Больные говорили, что у нее золотые руки. И еще неожиданно, на пятом десятке лет жизни, ощутила себя еврейкой.

Вдруг из детской памяти прорезался «мамелошн» — идиш ее местечковых предков. Заслушанная чуть не до дыр бобина с сестрами Берри стала почти понятной. Плетенка с маком называлась оказывается «хала», невезучий изобретатель из соседней квартиры — «шлимазл», старинный, еще от прадедов, подсвечник — «менора». Как-то в пятницу вечером, подражая смутно помнившейся ей бабушке, она даже зажгла две свечи в потемневших от времени, погнутых чашах. Привезенный подругой «оттуда» «Исход» — эпос создания государства Израиль, оказался последней каплей.

Что ей терять — решительно, как делала все, она продала квартиру, половину денег оставив дочери, месяц ходила на курсы иврита, и наконец, уже держа в руках билет на завтрашний рейс, позвонила ему…

И вот, прощальная прогулка по Москве, по золоту бабьего лета. Бульварное кольцо, Арбат, маленький ресторанчик. Почти без слов — для их поколения «за границу» значило навсегда. И теперь этот танец в пустом переходе. Увядшим листком — нетронутая любовь. Его глаза, борода, пахнущая знакомым табаком, грустные руки. Заплакать бы, опомниться, остаться…

Завтра стремительный самолет опустится в другой стране и она по вычитанному в дурацкой книге обряду будет целовать грязный асфальт новой родины. Потом долгая толкотня у чиновных окошек, таможня, бутерброды и кофе от благотворительной организации свежеприбывшим. Синий чужой автобус, забитый чемоданами и узлами, повезет их по пыльной дороге с пальмами на обочинах, мимо серого берега с крохотным лоскутком моря — к новой жизни. Кому нужна там одинокая старая женщина с ее засушенной розой — один бог знает.

Впрочем, кому кроме Бога известны пути евреев к Иерусалиму?