— Пожалуйста! — перебил я его. — Не требуйте от меня слишком многого. На каком языке составлена эта рукопись?
— На языке инка, но написано латинскими буквами на так называемом кечуа
[59].— Это крайне интересно, особенно для меня!
— Почему для вас?
— Живя среди североамериканских индейцев, я старался выучить их языки. А прежде чем отправиться в Южную Америку, купил несколько книг о языках здешних индейских племен. Так, я уже два месяца занимался кечуа. Потому тот текст, о котором вы говорили, меня страшно интересует. У кого же эта бумага?
— Да все у того же моего друга, которого я отрекомендовал вам как превосходного сендадора.
— Он — владелец документа?
— Да. Он получил его от одного умершего монаха.
— Почему именно ему подарили рукопись?
— Потому что он сопровождал этого монаха в его путешествии, и больше с ними не было никого. Он вел святого человека с той стороны Анд, должен был отвести его в Тукуман, в монастырь доминиканцев. Но в пути падре
[60], который был очень стар, внезапно заболел и умер. Незадолго до смерти он передал сендадору документ. Я его уже смотрел. Там есть два чертежа.— И что же, вы не смогли ее прочитать?
— Нет. Но сендадор несколько лет учился, он больше меня понимает в бумагах. Он считал, что дело это совершенно верное, и взял меня с собой. Мы побывали в обоих местах, но ничего не нашли.
— Он вам ничего не сообщил о содержании документа?
— Сказал все, что он знал.
— Могу ли я узнать, что вы взяли себе на заметку?
— Тот падре, что передал документ, был человеком ученым. В свое время он испросил разрешения отправиться в Перу и развязать узелки на шнурках…
— Развязать? А не распутать? Вы хотите сказать — расшифровать их?
— Да. Жил тут некогда один народ, звали его инка
[61]; люди эти, вместо того чтобы писать на бумаге, завязывали узелки на шнурках. Я знал, как назывались эти шнурки, но опять позабыл.— Кипу?
— Да, вот такое было название.
— Каждое кипу состоит из связки шнурков, то есть из главного шнурка, к которому различными способами привязаны тонкие шнурки разных цветов. Цвет и способ завязывания узелков имели свое особое значение.
— Вот так. Именно это говорил мне и сендадор. Множество подобных кипу утеряно. Падре много сил потратил, разыскивая их, и кое-что нашел. Много лет он бился над разгадкой их значения, и в конце концов это ему удалось. Одна старая индеанка, которую он вылечил, подарила ему в знак благодарности два кипу, доставшихся ей от предков. Она не могла их прочесть, но знала, что речь в них идет об огромных сокровищах. Падре прочитал оба послания инков. О других кипу он написал книгу, но она не была напечатана. Содержание двух кипу индеанки он утаил от всех, кроме сендадора, о котором я вам говорю. Ему он завещал свой перевод.
— А сами кипу?
— Нет. Он оставил их в своей коллекции в Перу, куда намеревался вернуться.
— Гм! Может быть, он и через Анды-то перебрался только ради сокровищ? Значит, он направлялся в Тукуман, к доминиканцам?
— Да.
— Тогда мне внушает подозрение этот сендадор.
— Почему?
— Я скажу, но потом. Вначале расскажите вы мне о содержании документа.
— Итак, жили два знаменитых инки, отличившиеся в победных войнах. Во время этих войн были припрятаны огромные сокровища; до сегодняшнего дня их так и не нашли. Возле озера раскинулся город. Жители его в ожидании осады погрузили в озеро все серебряные и золотые сосуды. Горожане были побеждены и перебиты. Сокровища же до сих пор лежат на дне озера, и ничто, кроме тех двух кипу, не напоминает о них.
— Но как сохранились эти кипу? Они ведь находились в осажденном городе?
— Несколько человек сумели оттуда бежать. Кипу они прихватили с собой. Они бежали в местечко, расположенное высоко в горах; но победители последовали за ними и туда. Поэтому жители селения спрятали свои сокровища в старую шахту и замаскировали вход туда так, чтобы его нельзя было отыскать. Поскольку жители не хотели добровольно сдаться, их тоже перебили. Один из них, раненный, сумел ночью уползти оттуда и спасся. Позже он вернулся в дом местного касика
[62], где хранились кипу. Дом превратился в руины, но тайник остался невредим. Этот человек взял оба кипу с собой. Воспользоваться ими он не сумел; может быть, он просто не умел читать, сендадор говорил мне, что не все инки понимали узелковую грамоту. Этот человек завещал кипу своим наследникам, и в конце концов они попали к той женщине, которая отдала их падре.— Сеньор, если это правда, то что же тогда выдумка?
— Вы мне не верите?
— Вам я охотно верю, но ваш рассказ вызывает у меня сомнения.
— Сендадор никогда не обманет меня!
— Допустим. Но он вполне мог обмануть сам себя. В этой истории концы с концами не совсем сходятся. И потому я подозреваю сендадора в сокрытии сокровищ.
— Но он — мой старый друг! Если бы вы знали этого человека так, как я, то никогда бы не сказали про него такое!
— И все же я должен вас огорчить: я не страдаю чрезмерной мнительностью, а всего лишь исхожу из фактов. Видел ли этот сендадор падре до того, как тот нанял его проводником?
— Нет. Мой друг упоминал об этом несколько раз.