На родине

«Что же мне-то до этого за дело!» — думал я, слушая. Я знал почти все, что он говорил, да и весь город знал. Стоило только не зажимать ушей. Все находили, что так и должно быть — и не могли понять, отчего губернатор вдруг «взбеленился», откуда это пошло, кто «почал»; теперь сказали бы: по чьей «инициативе» началось.

А по инициативе того же самого секретаря, которого так живо расписал мне губернатор, нужды нет, что они друг без друга, как сиамские близнецы, жить не могли.

— Вот каков персонал моих помощников! — патетически заключил свой рассказ губернатор. Я молчал. — Согласитесь, что знать это и терпеть долее было бы с моей стороны не честно. Я хочу положить этому конец.

— Это ведь значит положить конец самой системе! — робко заметил я, а сам подумал, что он года четыре уже «терпел» это.

— C’est juste, vous avez parfaitement, mille fois raison![36] — подтвердил губернатор.

— Как же это сделать? — продолжал я. — Если вы удалите этих людей...

— Vous у êtes![37] Их всех прочь! — вставил губернатор.

— ...Тогда надо пригласить других: может быть, те то же станут делать?..

— Вы разве станете это делать? — вдруг спросил губернатор и сам же ответил: — конечно, нет.

— Я?! — с удивлением сказал я, даже встал с места.

— Именно вы! — перебил Углицкий, усаживая меня рукой на диван. — Я остановился на вас. Вы только что кончили курс в университете, готовитесь вступить в службу: чего же лучше, как начать ее в вашем родном городе, живя с своими?.. и т. д.

Он очень искусно развивал передо мной заманчивую картину службы при нем.

— Ваше воспитание, благородство, тон, манеры, знание языков дают вам все права и преимущества... — И пошел, и пошел, — «и свежий-то, и новый-то я человек, и новые взгляды» у меня и проч.

Почем он знал мое «благородство» и мои «взгляды» — бог его ведает! Вероятно, потому, что я казался ему «présentable». Он искусно воспользовался этими мотивами, чтобы склонить меня.

— Если это и так, как ваше превосходительство говорите, то позвольте напомнить французскую пословицу: «Одна ласточка не делает весны»...

— Вы да я — вот уже две, — живо перебил он, — найдем и еще, и мы перекукуем ночных птиц. Решайтесь? Да?

— Позвольте спросить, на какую должность вам угодно пригласить меня? — спросил я.

— Ба! Разве я еще не скатал? На место секретаря. Вы будете управлять канцелярией...

Я — юноша — едва не пожал плечами от удивления перед легкомыслием этого — чуть не старика.

— Позвольте напомнить, — начал я, помолчав, — что я только что со школьной скамьи и никакими делами не занимался. Я совершенно неопытен. Как я могу управлять группой чиновников, уже служивших, опытных?.. Я мог бы, пожалуй, принять в губернии место учителя в гимназии, какого-нибудь инспектора уездных училищ, что-нибудь в этом роде, а дела губернской администрации мне вовсе незнакомы...

Здесь полился у него ряд доводов, построенных больше на софизмах, шатких предположениях... «Подайте прошение», — заключил он.

— У меня и аттестата еще нет, — отговаривался я. — Из Москвы послано в Петербург и еще не получено утверждение министра. Я не могу поступить на службу...

Он вскочил с места, и я встал.

— Так вот что мы сделаем, — горячо перебил Углицкий, — вы вступите в отправление должности с завтрашнего же дня, а когда получите аттестат, мы вас утвердим с этого числа.

«Эк загорелось! Ужели он все дела решает так проворно?» — думалось мне.

— Позвольте подумать, — защищался я, — посоветоваться с родными... У меня уже письма есть в Петербург от Андрея Михайловича... Я еще не знаю!..

Мне во что бы то ни стало хотелось отделаться от этого неожиданного предложения. Меня тянуло в Петербург. Родимый город не представлял никакого простора и пищи уму, никакого живого интереса для свежих, молодых сил. Словом, я скучал, а тут вдруг остаться и служить!

— Faites ça, je vous prie![38] — нежно, певучим голосом упрашивал он меня, как балованный ребенок. — Вы до получения аттестата уже привыкнете и будете в делах как дома. Ведь это все пустое! — с презрением заключил он, указывая на груду бумаг на столе.

Я видел, что мысль заманить меня на службу гвоздем засела у него в голове. «Кто ему вбил этот гвоздь?» — думал я.

— А прежний секретарь, Добышев, разве покидает службу? — спросил я, вспомнив про него.

— Как можно! Нет, он просится чиновником особых поручений при мне — он утомлен работой и часто болеет… Скажу вам откровенно — он и указал мне на вас, чтобы заменить его...

— Он! — сорвалось у меня восклицание удивления.

— Да, он! А что?

— Зачем это нужно ему?

Я задумался.

— C’est un gredin, si vous voulez, mais il est versé dans les affaires.[39] Он и будет вначале помогать, руководить — и... я тоже! Вы поговорите с вашими, и завтра — милости просим на службу, в канцелярию! Да? Теперь до свидания. Кланяйтесь Петру Андреевичу.

Я стал уходить. В дверях показалась губернаторша. Я поклонился.

— Что же вы у нас не бываете? — начальственно строго спросила она. — Я пригласила вас, а вы ни разу не заглянули?