На росстанях

В селе самой видной фигурой был поп. Обходить его не совсем удобно, тем более что учитель побывал уже у писаря. Это стало известно поповской фамилии, и окольными путями до Лобановича доходили вести, что в поповском доме ждут встречи с новым учителем. Вот почему хочешь не хочешь, а к попу заявиться надо.

В ближайший субботний вечер, после церковной службы, Лобанович направился в противоположный конец села, где среди просторного двора, с огородом и садом, стоял большой и довольно красивый дом здешнего священника Владимира Малевича. Перед домом возвышалось широкое крытое крыльцо с точеными круглыми столбами. Влево от него шла веранда. Здесь в теплые весенние и летние дни совершал свои трапезы отец Владимир. Вся его усадьба напоминала усадьбу землевладельца средней руки. Рассмотреть ее более подробно и оценить так, как она того заслуживала, мешали вечерние сумерки и снег, покрывавший толстым пластом крышу дома и хозяйственные постройки. Сквозь щели закрытых ставней пробивался яркий свет. Лобанович взошел на высокое крыльцо и постучал в дверь. Спустя некоторое время послышались легкие шаги, затем женский голос за дверью спросил:

— Кто там?

— Новый учитель. Я с визитом к батюшке.

Дверь открылась. Молодая, высокая, ладная женщина посторонилась, пропустила учителя и, приветливо улыбнувшись, сказала:

— Заходите.

Лобанович с недоумением взглянул на женщину. Кто она? Попова дочь или служанка? С потолка передней свисала лампа, на стенах виднелись вешалки, а на них полно женского и мужского платья, муфт и шапок.

— Я, кажется, не вовремя пришел? — растерянно проговорил Лобанович.

— Ничего, ничего, — сказала женщина, — снимайте пальто.

Она взяла из рук Лобановича пальто и втиснула его среди одежды, уже висевшей на вешалке.

Молодая женщина оказалась экономкой отца Владимира, и не только экономкой: отец Владимир был не в ладах со старой, толстой, вроде копны сена, матушкой, но все они жили вместе, распределив между собой домашние обязанности и функции.

Пока Лобанович приводил себя в порядок, экономка успела доложить о его приходе. Учитель неловко переступил порог и смущенно остановился: в столовой за длинным столом сидело человек двадцать незнакомых людей разного пола и возраста. Но Лобановичу не дали времени осмотреться. Перед его глазами смутно промелькнули только две фигуры — дебелого бородатого отца Владимира и писаря Василькевича. Растерянный визитер больше ничего не увидел — к нему живо подбежал старший сын отца Владимира, Виктор, низкорослый, коренастый парень лет двадцати. Как самого лучшего друга, которого он не видел долгие годы, Виктор крепко обнял за шею нового гостя и начал его целовать. А в это время возле них уже появилась переросшая девичий век сестра Виктора Дуня. Она оттолкнула Виктора и тоже начала бурно выражать свои чувства, а затем взяла учителя под руку и повела знакомить с гостями. При этом она говорила:

— У нас попросту, по-приятельски.

— Сюда, сюда веди его! — скомандовал отец Владимир.

Лобанович подошел к нему. И не успел открыть рта, как батюшка, покачнувшись, широко развел руки, обнял гостя и прилип к нему мягкими, волосатыми губами, целуясь с ним, как на пасху. От отца Владимира несло водкой, как из винного погреба. Обойти гостей отец Владимир учителю не дал.

— Садись тут, — указал он Лобановичу место возле себя и добавил, обращаясь к гостям: — Обнюхаетесь с ним потом.

У отца Владимира был свой излюбленный лексикон. Он часто употреблял слова, которые шли вразрез не только с уставом святой церкви, но и с самой элементарной цензурой. Богослужения он всегда справлял "под мухой".

— Пьешь горелку? — спросил он Лобановича.

— С духовными особами горелка пьется вкусно. Не знаю только, какой философ сказал это, — проговорил Лобанович.

— Молодец! — засмеялся отец Владимир. — Духовные особы по этой части маху не дают.

В подтверждение своих слов он затянул басом:

Отец наш благочинный
Пропил тулуп овчинный
И ножик перочинный, —
Омерзительно!

Пропев этот куплет, отец Владимир неожиданно обратился к Лобановичу:

— Покажи мне свои глаза!

Посмотрев учителю в глаза, батюшка заключил:

— Глаза как глаза! А вот писарь уверял, что в твоих глазах революция горит.

Писарь беспокойно задвигался на стуле и злобно взглянул на отца Владимира.

— Не подобает батюшке сплетнями заниматься, — заметил он.

Батюшка только засмеялся в свою густую бороду и тихо проговорил Лобановичу:

— Если у тебя есть нелегальная литература, неси ее мне. Спрячу под престол — никакой черт не доберется до нее.