Кое-кто из уволенных учителей нашел работу не по своей специальности. В этом отношении особенно выделялся Милевский. Он сшил себе синий долгополый сюртук, отпустил еще больше бороду, разделенную надвое, и бакенбарды, а подбородок для большей важности брил. Словно клещ, вцепился он в должность помощника волостного писаря, ставя своей целью сделаться писарем. Вся его причастность к "крамоле" выражалась в том, что он подписал протокол учительского съезда, в чем он теперь раскаивался, хотя об этом никому не Говорил. Ходили даже слухи, что Милевский тайком послал просьбу земскому начальнику. Он писал покаянную, просил замолвить за него словечко перед соответствующим начальством. С друзьями же он держался так, что трудно было догадаться о его тайных хлопотах.
В первый день пасхи учителя шумной толпой двинулись из Микутич в Панямонь отдавать пасхальные визиты местным интеллигентам. Вместе со всеми шествовал и Адам Милевский в синем сюртуке и с живописной бородой.
— Пропали мы с тобой, брат Янка, — шутил Лобанович, — затмит нас Милевский своим сюртуком и бородой!
— Его бородой припечек подметать, — ответил Янка Тукала.
Все захохотали.
Учителя шутили, смеялись, им было весело. Забавляла их и сама мысль о том, какой страх нагонят они на хозяев и хозяек и какой ущерб причинят их пасхальным столам, если ввалятся в дом такой оравой.
— Стойте, волочебники, замолчите! Послушайте песню, что мы сложили с Андреем! — воскликнул Янка Тукала.
— Ну, давайте песню!
— Начинай, Андрей, твоя первая скрипка. Так уж мы уговорились: ты начинаешь, я подбрехиваю. А вы, волочебники, присоединяйтесь к нам: припев поем все, хором! — не унимался Янка.
— Что ж, давай, — согласился Лобанович. — Как раз паша песня и есть волочебная.
Андрей откашлялся и начал:
Янка подхватил:
— Припев! — обратился ко всем запевала.
Лобанович:
Янка:
Все:
Лобанович:
Янка:
Все:
Песня наладилась, и теперь уже все пели ее с увлечением.
Под Тарасом подразумевался Тарас Иванович Широкий. С него ватага учителей решила начать свои визиты. Последний куплет имел и такой вариант — на случай, если придется зайти с поздравлением к Базылю Трайчанскому:
Для сидельца Кузьмы Скоромного был сложен особый куплет:
Составители песен не обошли также и урядника, схватившего протокол во время налета на квартиру Садовича:
Не забыли волочебники и волостного старшину Язепа Брыля, донесшего на учителей земскому начальнику:
Заканчивалась волочебная песня так:
Песня еще больше подняла веселое настроение волочебников. Некоторые куплеты ее вызвали дружный смех. Составителей песни — Андрея Лобановича и Янку Тукалу — не один раз по-дружески награждали словами одобрения:
— А, чтоб вам пусто было!
Были, правда, и критические замечания. В роли критика выступил Милевский Адам:
— Ну, какие там у Кузьмы Скоромного весенние цветы! Да его дочери просто чучела!
Против такого оскорбления известных панямонских барышень восстал Янка Тукала:
— Пускай себе дочери сидельца не очень красивы, так разве нужно говорить им об этом в глаза, голова твоя капустная? А если мы похвалим их в песне, то и сами они и родители их будут на седьмом небе и угостят тебя так, что и сюртука на пупе не застегнешь.
— Браво, Янка!
— Чтобы критиковать нашу песню, — сказал поощренный похвалой Янка, — тебе нужно подмести своей бородой не припечек, а целый двор.
Янку снова поддержали громким смехом.