На росстанях

Никто первым не назвался. Таков уж был обычай в Панямони. Сначала немного торговались, делали вид, что никому играть в карты не хочется, а кое-кто прямо говорил, что денег нет. Кончали же тем, что тянули карты. У кого оказывалась старшая масть, тот и становился банкометом.

Держать банк выпало Базылю Трайчанскому. Медленно сел он на самое удобное место за столом, обвел взглядом всю компанию, кивнув головой направо и налево, положил на стол два рубля "банка" и начал сдавать карты, спрашивая, сколько кто берет карт. Потом взял другую колоду, долго тасовал ее на все стороны и всеми способами и дал одному из партнеров снять. Снимать нужно было осторожненько, чтобы, сохрани боже, кто-нибудь не подсмотрел карту. С торжественным видом Базыль выложил на стол две карты первого ряда. Они не оплачивались и заменялись другими. Затем банкомет потребовал от партнеров плату. Платили, кто сколько назначал: пятнадцать, двадцать, десять, сорок копеек, в зависимости от величины банка. Банкомет должен выложить пять рядов карт; в четырех рядах было по две карты, а в пятом — одна. Кто брал во втором ряду, тот получал из банка вдвое больше своей ставки, в третьем — втрое и т. д. В девятом ряду выкладывалась только одна карта, и если чья-нибудь карта брала в этом ряду, тот получал в девять раз больше своей ставки. Эта игра называлась тефталем, или девятым валом, и была в почете среди панямонских интеллигентов.

Когда на столе зазвенели гривенники, пятиалтынные, двугривенные и полтинники, Садович тихо сказал Лобановичу:

— Давай, брат, попробуем. А ну!

Лобанович впервые видел такую торжественную, такую важную игру. Соблазнительно было выиграть, да и самый процесс игры был интересен, в особенности когда кто-нибудь из игроков брал "девятый вал".

— Черт его знает. — В тоне ответа Лобановича чувствовалось желание попытать счастья.

Лобановичу вспомнилось Полесье, Тельшино. Как бы из мрака глянули на него глаза Ядвиси, и острая боль кольнула сердце. Печаль, обида отозвались в нем. Где-то в подсознании предостерегающий голос, казалось, говорил, как неразумно, как гадко тратить свое время на такие забавы. А лица партнеров, искаженные жадностью, усиливали тяжелое чувство.

Садович подошел к столу, взял у банкомета три карты и вынул из кармана свой тощенький кошелек. А Лобанович некоторое время стоял в сторонке, отдавшись своим мыслям о том, что так сильно жило еще в его сердце.

Банкомет только что намеревался выложить платный ряд, как в комнату вошла Тамара Алексеевна. Она уже зашила рукав и привела в порядок прическу. На губах у нее по-прежнему цвела очаровательная улыбка.

— Тамара Алексеевна, не угодно ли вам карточку? — спросил банкомет.

Тамара Алексеевна издалека протянула руку.

— Пару!

Ей тотчас же дали место за столом, и она уселась возле счастливого Садовича. Заплатила деньги, закурила папиросу. Лобанович хотел подойти к ней и попросить прощения. Но она даже не подняла на него глаз, тихонько переговаривалась с Садовичем и порой смеялась коротким смехом.

Не играл в карты и Зязульский. Он сначала сидел поодаль и пыхтел цигаркой, скрученной из махорки. А чтобы махорочный дым не бил в интеллигентские носы, он разгонял его рукой, так как обладатели этих носов обычно заявляли протест. Вот и теперь Тарас Иванович, фыркнув, проговорил, глядя в сторону Зязульского:

— Эй ты, папаша-двустволка! Опять зачадил!

Зязульский швырнул свою соску-цигарку. Она упала в углу на парту и, как ракета, брызнула искрами.

— Ты школу спалишь! — снова набросился на него Широкий.

Зязульский затоптал окурок, подошел и столу и остановился за спинами игроков. Когда банкомет начал класть карты в ряды, на мгновение стало тихо как в могиле.

Во втором ряду не вышла ничья карта.

— Мост кладет! [Класть мост — не дать платной карты] — сказал, Найдус и глянул на неверную Тамару Алексеевну.

— Для банка это недобрый знак, — отозвался Базыль.

— Есть! — крикнул Коренчик и выбросил на стол червонного валета.

— Вернул свою ставку, — отозвался Садович и также выбросил карту.

Банкомет приготовился выкладывать четвертый ряд. Напряжение игроков увеличилось.

— Моя! — сказала Тамара Алексеевна и засмеялась.

Банкомет заплатил деньги и положил вторую карту четвертого ряда.

— Моя! — еще громче заявила Тамара Алексеевна.

Раздались шумные одобрительные возгласы.

— Ей в любви и в картах везет, — грустно сказал Найдус.

— Ну, ты так даешь, что сейчас игрока потеряешь. Давай девятый ряд! — загремел Тарас Иванович.

Напряжение еще более возросло.

Базыль осторожно подвинул вниз девятую карту, взглянул на ее край, вздохнул, кивнул головой направо и налево, чтобы узнать, чья берет девятый ряд. Приятно улыбнувшись, он ткнул пальцем в карты Садовича.

— Старик! — крикнул Садович. — Девяносто копеек заработал!

Тарас Иванович с шумом швырнул на стол карты.

— Продул шестьдесят копеек, — признался Помахайлик.

— Скупой ты, Базыль, человек, — фыркнул сиделец.

— У него и снега на святках не получишь, — с укором проговорил Широкий.

— Не по-соседски поступаешь, Базыль, — упрекнул его и старшина.

Тамара Алексеевна и Садович похвалили банкомета: