На рубежах южных (сборник)

Андрей вышел из шалаша. Леонтий устало прикрыл глаза. Он чувствовал себя таким слабым, что даже веки было трудно открывать. То и дело наплывало странное забытье…

Из забытья Малова вывел веселый голос Андрея.

– А ну пробуй, атаман, атаманский харч!

Он поднес ко рту Малова деревянную ложку, полную какой-то черноватой каши, остро пахнущей рыбой… Леонтий с трудом взял в рот кусочек этой кашицы и ощутил ее удивительно приятный, солоноватый и жирный вкус.

«Что ж это такое?» – подумал он.

– Ешь, ешь, атаман, панскую еду! – приговаривал Андрей, вновь поднося ко рту Леонтия полную ложку. – Икра это, самая добрая ачуевская икра. Тамошние рыбаки ее для Котляревского готовили, а тебе принесли. Ешь, друже.

Медленно поправлялся Леонтий. Когда впервые после болезни вышел из шалаша, в лицо ударило морозом и колючим снегом. Все вокруг было белым-бело. Шелестел на ветру сухой пожелтевший камыш. Леонтий зашел в курень к казакам.

Здесь, в низовьях Кубани, нашли они надежное убежище. Можно было выждать, собраться с силами. Недостатка в питании не было. Плавни кишели разной рыбой, птицей, зверем. С рыбных заводей доставляли вяленую рыбу. Только и ощущали казаки недостаток – это в хлебе да в мушкетных зарядах.

– С поправкой тебя, Максимыч! – приветствовали Леонтия казаки. – Живуч ты оказался.

Вокруг засмеялись. Леонтий улыбнулся, присел на сноп камыша.

– И как она в тебя угораздила?

– Ты весь кровью сошел, – сказал старый Петрович.

Казаки закурили. Разговор перебрасывался с одного на другое. Наконец Петрович полушутя, полусерьезно спросил:

– Когда поведешь, атаман, наше войско?

– Дайте время. Сойдет снег, земля протряхнет, и двинемся…

– Наших в остроге совсем замучили, – проговорил молодой, незнакомый Леонтию казак. – Я когда уходил сюда, так сказали, шо двенадцать колодников померло. Котляревский, кажут, сильно измывается над ними. Бьют их, голодом морят.

Закусив губу, Леонтий не сводил глаз с парня. А тот все рассказывал о том, как попытавшийся бежать из острога один из арестованных был заколот штыками, как велел Котляревский отнять паевую землю у семей бунтовщиков. Упомянул, что за голову Леонтия и Андрея обещана Котляревским денежная награда.

Леонтий поднялся, сжав кулаки, процедил:

– Попомним! Я этих панов-атаманов сам награжу!

День за днем, месяц за месяцем текло время. Сошел снег с земли, пробились первые стрелки зеленого камыша, вернулись с юга утки.

На Егория-теплого отправил Леонтий молодого казака в Екатеринодар выведать обо всем, а седоусого Петровича – по станицам поднимать недовольных. С нетерпением ждали в плавнях возвращения посланцев. Прошел месяц, но казаков все не было.

Когда Леонтий уже начал терять надежду на встречу с ними, вернулся Петрович. Но нерадостной была весть, принесенная им.

– Затихли черноморцы, – сказал он, – не решаются браться за оружие. Повременить надо, пока отойдут после первой неудачи. Да и расправа страшит многих.

Молча слушали казаки Петровича. А вокруг, в плавнях, буйствовала южная весна. Поник головой Леонтий.

– Что ж будем делать, Андрей? – как-то растерянно спросил он.

– Одно остается – уходить на Волгу, – сумрачно ответил: Андрей.

– А как другие?

– Пойдут, что им тут делать. Все одно прощения им от Котляревского не будет.

На Волгу решили идти после Пасхи. На рыбные заводи отправили одного из черноморцев, чтоб звал охотников. А пока началась подготовка к дальнему походу. Но неожиданно план нарушился…

Однажды, когда Леонтий полдничал, до него донеслись два голоса. Один он узнал без труда – говорил Андрей. Другой – низкий, знакомый, но в то же время чей, Леонтий никак не мог вспомнить.

Шаги приблизились, и в шалаш, пригнувшись, вошел Коваль, а за ним молодой казак, ходивший в Екатеринодар.

– О! – воскликнул Леонтий. – Не гадали, что и вернешься. Садись! Есть будешь?

– Потом, Леонтий Максимович.

– Раз так, тогда сказывай!

Казак потер лоб, откашлялся.

– Доброго ничего нет, казаки мнутся.

Леонтий нахмурился.

– Это уже известно.

– А еще кажут, что получен от царя указ, чтоб колодников перевести в Усть-Лабу. Опасаются нападения на острог.

– Как они? – оживился Малов.

– Держатся… Хоть человек сорок уже на кладбище отвезли.

Леонтий отвернулся.

– Котляревского не видел? – глухо спросил Малов.

– Видел! Он сейчас на хутор к Великому уехал, Пасху справлять.

– Пасху, говоришь? – Андрей встрепенулся, положил ладонь на плечо Леонтию. – Слушай, я вот что задумал… И заговорил отрывисто: – Хутор у Великого отсюда недалеко, верст семьдесят… Котляревский там с конвоем. Сил у нас нет, чтоб на него напасть. А я вот что решил: проберусь я туда, подстерегу его и вот этими руками придушу проклятого. Отплачу ему за наших…

Андрей вопросительно смотрел на Леонтия.

– Чего молчишь?

– Так ведь мы ж уходить надумали?

– Повременим, – принялся убеждать Коваль. – Днем раньше, днем позже. Я в дней пять обернусь.

Леонтий нехотя согласился.

– Ну, куда ни шло. Только одного я тебя, Андрей, не пущу. Вдвоем пойдем.

– Нет, Леонтий, не будет такого.

Лицо Коваля стало суровым.

– Почему?