На рубеже двух эпох

- Ну, это, знаете, совсем неглубоко. Впрочем, допустимо, если б вы знали и принимали основы христианства. А вы даже Евангелия не читали. Но почему вы избрали именно этот момент, такой запутанный, для решения столь важного вопроса?

- Из Петербурга я бежал от большевиков на юг и тут занялся торговлей. Приобрел пароход и торгую углем. Теперь я ехал с Кавказа в Одессу, а ее уже заняли большевики. Я застрял в Севастополе, жду уже две недели. Вот решил использовать свободное время для осуществления давнейшего своего желания.

Я отказал в крещении и посоветовал узнать сначала христианство хотя бы по Евангелию.

Но зато другой случай - поучительный даже для русских интеллигентов и духовенства нашего.

Приходит ко мне в Севастополе, около того же времени, молодой еврей, студент-технолог, и тоже просит разрешения креститься. Никаких выгод, даже и брачных, у него не было. На все мои вопросы о вере он отвечал четко и правильно. Тогда я задал ему вопрос;

- А вас, интеллигентного человека, не смущает то, что в нашей религии все основное таинственно, надрационально?!

- Например? - спрашивает он.

- Да все: и Бог, и Троица, и Воплощение, и Воскресение, и Святой Дух, и таинство крещения, причащения, чудеса, - все это же тайны, тайны для нашего ума. И интеллигентному человеку все это кажется неприемлемым, потому что противоречит законам мышления, как говорят обычно.

- Нет, меня все это не смущает. Наоборот, так и должно быть!

- Как так? - с удивлением спрашиваю его уже я.

- Да ведь законы нашего мышления касаются лишь этого мира. И, следовательно, там, где начинается область иного, сверхъестественного мира, на этой грани кончается действие естественных законов и нашего мышления.

Я это знал прежде, еще со времен лекций в Петербургской академии, но услышать такой вдумчивый, глубокий ответ от интеллигентного молодого человека было для меня отрадой и почти невероятной неожиданностью! Могу сказать, что только один из тысячи (да и то едва ли еще?) интеллигентов способен так верно и вдумчиво ответить...

Как это далеко от спора со мною Вульфсона-Давыдова!

Разумеется, крещение я разрешил с радостью.

Наконец, еще случай. В Ялте жил один еврей -выдающийся политический деятель кадетской

партии и писатель П. Когда пришли большевики, он не успел скрыться, и ему грозила казнь. Ища убежища, он бросился к священнику о. С. Щукину, прося укрыть его. О. Сергий сказал: весь дом к его услугам! И предложил ему зайти в кабинет. Помолился тут же за него, затворил дверь и ушел в другую комнату... Не известно почему, обыск налетел и на квартиру о. Щукина. Обошли все комнаты, а кабинет не отворили, точно не видели этой двери. Человек спасся. Я слышал сам об этой истории. Но возможно, что подробности позабылись. После этот еврей ушел с белыми за границу и умер...

Но пора уже воротиться и покончить с моей "чрезвычайкой".

Настал день суда над нами. В какой-то полуподвальной низкой просторной комнате сидело за длинными столами пять человек следователей. Лишь один из них, с бородою, имел вид интеллигента. Прочие были из солдат, матросов. Мне попался бывший учитель (как говорили) сельской школы, тот самый Коржиков, о котором я упоминал как об одном из посетителей нашего подземелья. А с краю сидел и тот помощник коменданта, еврей, который утешал меня, что, может быть, я еще и не буду расстрелян. Председатель суда, известный Булатников, сидел в середине. Перед допросом он неожиданно обратился к этому еврею, предлагая ему удалиться. Неужели потому, что он не желал присутствия еврея, когда русского архиерея будут судить русские матросы? Не знаю. Но так было. Тот спокойно вышел. Не было и Вульфсона. Нас было здесь пять монахов у пяти следователей. Мой Коржиков очень быстро и деликатно спросил меня и стал записывать мои показания. Они заняли всего лишь пятнадцать - двадцать строчек. Вижу, что пишет учитель, хоть и красиво, но не везде грамотно. Я ему подсказываю: вот тут запятую поставьте, а тут вы букву пропустили. Он, нисколько не обижаясь, исполнял мои советы. И почти все время не смотрел на меня. Потом я подписался. А других еще продолжали допрашивать. Я стою, жду.

"Интеллигент" с бородою, увидев, что мой допрос уже кончился, обратился очень резко к Коржикову:

- Что вы его так скоро кончили?

- Все допросил, - спокойно ответил мой судья...

По поводу ошибок мне вспоминается из прочитанной книги один комический случай, бывший с артисткой Московского Художественного театра. Нужно было в какой-то из канцелярий заполнить анкету. Писарь записывает ее как вдову и ставит твердый знак после первой буквы "в" (въдова). Она поправляет его с осторожностью:

- Бы, кажется, ошиблись? Вдова пишется без твердого знака и в одно слово!

Тот посмотрел на написанное и, откинувшись назад, объяснил важно:

- Ничего! Это я по старому правописанию. Известно, что в новом правописании твердый

знак был выброшен...

Когда кончили допрос монахов, то их отпустили в прежнюю комнату, а меня оставили одного. И начался мирный разговор.

- Скажите, как с вами обращались у нас?