На рубеже веков. Дневник ректора

Чтобы с этим покончить, привожу историю появления Куняева в институте. Летом во время выборов я попросил Татьяну Бек, мою приятельницу, поставить свое имя в список людей, поддерживавших меня. Она это сделала, но через два дня свою подпись сняла. Испугалась своих евреят. Она-то меня знает, но товарищи по классу мною пугают, а защищать не хочется, не политично. Значит, лучше всего, чтобы и не знали, что она со мною дружит. Подпись сняла, я не подал виду, но в душе оскорбился. Значит, если я не могу рассчитывать на людей, меня хорошо знающих, с которыми я работаю, которым всегда делаю много хорошего, но которых не устраивает моя национальность как «чужого», значит, я должен рассчитывать только на своих, которых моя кровь и мой образ мыслей о моей родине не раздражает. Удивительное дело у нас, русских: когда доходит до дела, все равны — кто дело хорошо делает, тот и хорош, а у богоизбранной нации, во-первых, хороши свои, а потом уже существуют чужие. С грустью приходится констатировать, что я русский националист.

26 марта, четверг. Вечером начал читать заданные мною раньше «автобиографии» и «портреты», сделанные семинаристами. Очень много интересных фрагментов и работ. Тут же возникла мысль, что я заставлю своих студентов все дипломные работы предварить биографиями, написанными на первом и четвертом курсах. Потом пойдет «манифест», но это я задам им на следующем занятии. Решил также, что следующее занятие посвящу разбору написания «манифестов». Может быть, это сделать и одной главой будущей книжки? Уже определенно встает вопрос о стенографистке.

Сегодня была дама из минкульта, приехавшая по письму Марии Платоновой, Галина Васильевна. Я показал ей институт, постарался рассказать обо всем, в том числе и о проблеме платоновского музея, как я все это вижу. К сожалению, почувствовал, что не многие понимают, как мне достались лакированные полы, ковры, само чудо держать на плаву учебный процесс и здание. Тем не менее дама оказалась очень милой. Понимающей и, кажется, сочувствующей моей точке зрения. Может быть, удастся и отбиться.

На ученом совете долго говорил о проблеме платоновского музея. Как о проблеме института. Не мы не хотим этого музея, а обязанность времени — сохранить наш институт. Важно спасти каждого студента, накормить его и обогреть, чем тешить самолюбие дочки писателя: у меня есть музей! Собственный. Весьма прозрачно намекнул, кем все это инициируется. В разговоре с Галиной Васильевной промелькнуло понятие «Платоновский центр». Я сразу понял, откуда дует ветер, и мне захотелось спросить: «А что это такое?»

Проголосовали и собрали документы, что может быть еще более важно, для выдвижения А.И.Горшкова на премию правительства России за серию его учебников для школы «Русская словесность». Интересно, — по рассказу Александра Ивановича получается, — что многие пассажи будущего учебника он придумал, когда вел занятия в институтском лицее.

Купил сегодня в нашей книжной лавочке журнал «Разбитый компас» Дмитрия Галковского. Мне повезло, наткнулся на 2500 цитат из Ленина. Есть мысль, что в дальнейшем я буду читать только Галковского. Сейчас лягу и почитаю.

30 марта, понедельник.

Вечером вместе с Татьяной Иосифовной пришел Боря Поюровский, чтобы посоветоваться по московским премиям. Рассказал, что когда он был на поминках по Марии Мироновой, которая завещала все вещи и квартиру музею Бахрушина, к нему подошла Наина Иосифовна и сказала: «Все-таки надо сделать так, чтобы все досталось Маше, дочке». Чудовищно, если ее муж все время говорит о правовом государстве. Миронова была дочерью знаменитого портного, а дед Менакер — выходец из солдат-кантонистов, имевших право после 25 лет службы селиться вне черты оседлости. Уже, кажется, отец Менакера учился в Цюрихском университете или дед. Интересно, что Андрей Миронов был мамин, а не папин сын.

31 марта, вторник. Вечером вместе с приехавшей Барбарой ходил в театр имени Гоголя на чеховского «Иванова». Спектакль хорош, здесь окончательно проявилась эстетика Сергея Яшина с его движениями и танцами-символами. Как всегда, у него играют Светлана Брагарник и Олег Гущин. Возможно, я стою возле возможности создать о Гущине статью.

Возникло просветление относительно этой первой пьесы Чехова. В ней нет ни одного положительного героя, кроме еврейки Сары. Русские представляют из себя сволочей и дерьмо. Пьеса заражена духом якобы русской рефлексии, грубости, ложной искренности и хамства. В спектакле Яшина особенно пронял меня доктор, человек, который все делает и поступает «как честный человек».

Днем провел кафедру по итогам дипломных работ. Критиковал Олесю Николаеву за верхоглядство, за невнимание к студентам. Хоть как-то защитил Воронова. «Я, конечно, ничего не понимаю в поэзии, так же как и Андрей Михайлович Турков, но когда мы после защиты ехали с ним домой, то пришли к выводу, что потенциально самым сильным является Воронов». Именно на него Олеся больше всех и лила воды, его диплом оказался совершенно ею не подготовленным и, возможно, даже не просмотренным.