На руинах Империи

– Наконец-то. Вот удачно. Сейчас мыться будешь. Только Алиску домою. Давай раздевайся.

Он только кивал на её скороговорку, медленно стягивая куртку. Разулся, смотал и засунул в сапоги портянки и, с наслаждением ступая босыми ногами по гладкому приятно прохладному полу, прошёл в комнату. Да, его ждали. Стол накрыт на троих, и есть ещё не садились. Он положил на стол свой сегодняшний заработок, подумал и достал сигареты, пусть Женя выменяет чего-нибудь. Занавески задёрнуты, горит коптилка, печка топится… Эркин подошёл к ней. Он не замёрз, но прислонился к выложенному гладкими плитками боку. Как тогда, в первую ночь. Всего неделя прошла? Да, неделя.

Женя пронесла мимо него закутанную в мохнатую простыню Алису, усадила в кроватку.

– Вот сиди здесь пока, не сходи, – и, идя обратно, кивнула ему. – Идём.

На кухне просто жарко, плита раскалена, на плите булькает бак с кипящей водой. На полу большое жестяное корыто, в таких в имении стирали.

– Раздевайся, мыться будешь.

Он стягивал с себя сразу отсыревшую отяжелевшую одежду. Женя отобрала у него рубашку и трусы, засунула в ведро с радужной от мыла водой.

– Давай, – торопила его Женя, – остынет. Или горяча?

Он помотал головой, уже стоя в корыте.

– Тогда садись, меньше брызгаться будешь. Портянки твои где, в сапогах оставил? Сейчас принесу и мыло достану. Да, держи.

Ему в ладонь лёг продолговатый розовый округлый брусок. Он повертел его в мокрых ладонях, и от вспухшей пены пахнуло далёким, почти забытым. Он зажмурился и окунул лицо в эту пену, ласковую и мягкую, несравнимую с жёсткой едкой пеной рабского мыла, которое раз в месяц давали в имении.

Руки Жени тёрли, отскрёбывали ему голову и спину, а он только кряхтел и отфыркивался.

– Ты что, в угле валялся?

– Нет, я его грузил.

Женя засмеялась, и Эркин довольно усмехнулся получившейся шутке. На плите что-то зашипело, и Женя метнулась туда, потом убежала в комнату. Он сидел в горячей воде, растирал себя, руки, грудь, живот, ноги и вылезать совсем не хотелось. Пена текла с волос по лицу и уже пощипывала глаза, и тут на него обрушилась вода – Женя облила его из ковша, аж дыхание от неожиданности перехватило.

– Так, – Женя критически его осмотрела. – Вылезай, буду воду менять.

– Может, хватит? – неуверенно спросил Эркин.

– Ты на воду посмотри. Она же чёрная. И к плите встань, а то продует.

Её приказной тон не обижал, подчиняться ему было даже приятно. Это же она.

– Давай, садись.

Эркин повернулся к ней. Разрумянившаяся, в туго подпоясанном халатике, с собранными в узел волосами, Женя ждала его, держа в руке ковш. Он вдруг подумал, какой он костлявый, в пятнах синяков и ссадин, с шрамами, а о лице и говорить нечего… Он ссутулился, прикрываясь руками, и шагнул в корыто.

И снова эти руки, их прикосновения словно смывали проснувшийся стыд за свое изуродованное тело, ставшее некрасивым, обычным рабским телом. Он сидел, согнувшись, в слишком коротком для него корыте, упираясь лбом в согнутые колени.

– Ну вот, совсем другое дело.

Руки Жени перебирают его волосы, мягко поднимают его голову, и их глаза встречаются. Женя улыбается. Он не помнит у неё такой улыбки, мягкой и сильной сразу, нет, тогда у неё такой улыбки не было. И не ему, а ей впору спрашивать: «Ну, как, теперь не страшно?». И в красном свете огня плиты её кожа кажется тёмной, чуть светлее, чем у него самого. И глаза у неё, те же, тёмные, на пол-лица, но… но смотрят они по-другому, как и эта улыбка другая… А её руки проходят по его ключицам, груди… смывают всё, будто и не было ничего.

– Ну вот, – Женя выпрямляется и берет ковш, – вставай, оболью ещё раз и всё.

Он послушно встаёт, и Женя обливает его так, чтобы вода мягко струилась по телу, не разбрызгиваясь.

Женя дала ему полотенце.

– Вытирайся и выходи. Иди в комнату, там тепло. Да, чистое там на стуле, оденься.

Эркин только кивнул в ответ.

– И ждите меня, я быстренько.

Он не выдержал и остановился в дверях.

– Помочь?

– Иди-иди, – фыркнула Женя.

Когда она, закручивая в узел мокрые волосы, вошла в комнату, Эркин в одних трусах сидел возле кроватки Алисы и играл с ней в «ласточкин хвостик». Алиса своего не упустит. Сегодня они осваивали игру в две руки.

– Так, с вами всё ясно. За стол, игроки, – скомандовала Женя.

Этот ужин Эркину дался легче. Он вообще легко ко всему привыкал и приспосабливался. Иначе рабу не выжить.

– Эркин, мне тут дрова предложили купить. Наши уже на исходе. И недорого.

Он выжидающе поднимает на неё глаза. Он уже знает, что недорогие дрова – это очень серьёзно, а что в сарае осталось всего ничего, сам сегодня утром видел.

– Только почему недорого. Их не только колоть, их пилить ещё надо. Привезут, свалят и уедут. А пилить и колоть…

– Нанять надо, – перебивает он её.

– Это кого же я найму?! – не разобравшись, сразу возмущается Женя. – И это сколько с меня за такую работу слупят?!!

– Меня, – спокойно отвечает он. – Меня и наймёшь. И я днём смогу работать. Я же нанятый. А о плате, – он делает хитрую гримасу, – о плате договоримся.

Женя мгновение смотрит на него, полуоткрыв рот, а потом, сообразив, начинает безудержно хохотать.