— Вы не юная девочка, мадемуазель Симона, — сказал он прямо, но совсем не грубо. — Я знаю, сколько сезонов вы выезжаете в свет, и наслышан о блестящих предложениях, которые вы отвергли. Говорят, что у вас нет любовника. А вы можете столько дать мужчине! Вы растрачиваете свою страсть на лошадей, не так ли?
Девушка вызывающе откинула голову:
— Они стоят моей любви!
— Вы пугаете меня, дорогая Симона. Вы — как снежный покров на дремлющем вулкане. Господи, что будет, когда вся эта страсть прорвется!
В его голосе слышалось такое предвкушение, что она вдруг затряслась от ярости.
— Месье!
— Ваша мать признала, что боится, как бы вы не сломали себе шею. Это неудовлетворенная страсть подливает масла в огонь ваших безрассудных скачек? Позвольте мне удовлетворить ее!
— Месье, не смейте так разговаривать со мной!
Как он смеет! Ее ярость — или страх? — привела ее в бешенство. Она отступила от него и сказала:
— Извините, месье, но я не могу продать вам одну из своих лошадей. Я отдаю своих арабских скакунов только тем, кто знает, как обращаться с чистокровными животными, а я думаю, что вы этого не умеете.
— Испытайте меня, мадемуазель, — весело предложил Арист.
— До свидания, месье Бруно.
Его глаза были такими ласковыми, а его рот таким сладким, что она вот-вот готова была сдаться, но упрямо стояла, прижавшись спиной к перилам, свирепо глядя на него, пока он не поклонился ей, насмешливо подчиняясь.
— До свидания, мадемуазель Арчер.
Он спустился по ступеням к своей лошади, которую держал маленький грум.
— Я вернусь, — крикнул Арист, садясь в седло. — Мой Сабр не хуже любого из ваших арабских скакунов.
Он улыбался.
На следующее утро Арист отправился из Нового Орлеана в Бельфлер на корабле, обслуживающем северное побережье озера Понтчартрейн. Образ Симоны Арчер не покидал его — ее чистые глаза, светящиеся слезами, и ее голос, дрожащий от любви, когда она ласкала и хвалила свою кобылу. Какой мужчина не отдал бы все на свете, чтобы стать тем, кому она подарит все богатство своей любви!
А она изливала ее на своих арабских лошадей.
Дремлющий вулкан, покрытый снегом!
Его кровь кипела, когда он представлял взрыв так долго подавляемой страсти этой прелестной смелой женщины, привлекшей его внимание на охоте. Арист удивлялся, что раньше не заметил ее необыкновенных качеств. Он подчинился удобству отношений с Элен де Ларж — его дружба с Филиппом и его молчаливое поощрение сделали это чем-то вроде союза втроем, — и его внимание не отвлекалось, пока Симона Арчер не унизила его публично своим искусством верховой езды. Но он еще заставит ее заплатить за это.
Однако, вспоминая тот трогательный момент, когда чистокровная кобыла родила жеребенка, он чувствовал глубокую тревогу. Арист не привык к таким серьезным чувствам. Господи, он не мог позволить себе увязнуть так глубоко. Вдали от Симоны, вдали от магнетической силы ее прямого взгляда, ярко вспоминая, как неожиданно ее изящное неподатливое тело стало соблазнительно мягким под его возбуждающим поцелуем, он мог только трясти головой и удивляться, не сошел ли с ума, дразня ее в то утро в Беллемонте.
Она наверняка подумала, что он сошел с ума!
Приехав в Бельфлер, Арист сразу послал за Пикензом. Тот был в поле и только полчаса спустя постучал в дверь внутреннего кабинета и спросил:
— Вы звали меня?
— Да.
Арист сам стоял и Пикенза не пригласил сесть. Надсмотрщик начал работать на плантации за несколько лет до того, как Ариста послали в Париж, и Арист воспринимал его как нечто само собой разумеющееся, зная, что отец всецело полагается на него в разрешении всех проблем, возникающих с рабами.
Сегодня Арист смотрел на него свежим взглядом и видел упрямого, трудолюбивого, но безжалостного человека с отталкивающе изуродованным лицом.
— Вы слышали что-нибудь о Мартине и девчонке, мистер Бруно? — спросил Пикенз.
— Я даже не знал, что девушка пропала, пока Арчер не рассказал мне о твоем вечернем визите на его плантацию. Какого дьявола ты бросил Бельфлер в мое отсутствие? И без моего разрешения!
— Вас здесь не было, чтобы дать его. Работа не пострадала, мистер Бруно. Мои помощники вывели работников в поле как обычно.
— Ты мог бы сообщить мне.
— И потерять ее след? Я выследил ее до того места, где пристала лодка. Кто-то приехал за ней. Я послал за помощниками шерифа, и мы перевезли лошадей и собак на их лодке. Собаки взяли ее след на пристани Святого Иоанна. Не было времени скакать в город.
— Ты должен был посоветоваться со мной, прежде чем отправляться в Беллемонт. Ты просчитался, Пикенз. Ты не только превысил свою власть, но и поступил чертовски глупо, ударив надсмотрщика Арчеров.
Пикенз возмутился:
— Мы выследили ее до старого дома Арчеров. Я знаю, что она пряталась там, но остатки еды заглушили ее запах и отвлекли собак. Мы не смогли найти ее, но она была там, клянусь.
— Ты поставил меня в трудное положение, Пикенз. Мне пришлось извиняться перед друзьями за твою жестокость.