На руинах «Колдовства»

Несмотря на свой выпад против рабства перед Аристом, Симона была слишком предана отцу и Алексу, чтобы считать себя аболиционисткой. И она соглашалась с Робом в одном: отпустить сразу тысячи рабов Юга было бы ужасной катастрофой для них самих. Куда бы они пошли? Как бы жили?

Она была сбита с толку, разрывалась между преданностью и растущим разочарованием в удобном мире, к которому привыкла. И страстное влечение к Аристу Бруно усиливало ее замешательство. Влечение к человеку, олицетворявшему все, что она ненавидела в Юге. Ее сжигало совершенно неразумное, нелогичное желание почувствовать снова объятие его сильных властных рук, прижимающих ее к его бьющемуся сердцу, и снова испытать сладкий плавящий огонь его поцелуев.

— Это будет очень маленький прием, — сказала Софи Дюваль, сидя рядом с Элен в ее внутреннем дворике под цветущей магнолией, — и я пригласила вашего доброго друга месье Бруно.

— Я не смогу принять приглашение, дорогая Софи, — ответила Элен, наполняя кофе чашечку подруги.

— Арист придет, — продолжала уговаривать Софи, обмахиваясь веером. — Я, конечно, посажу вас рядом с ним за столом.

— Вы очень добры, но…

— Это не праздник, дорогая. Я просто даю обед, чтобы мои друзья могли познакомиться с художником, который рисует птиц на плантации на реке, неким месье Отисом из Бостона. Он очаровательный человек — такой талантливый и такой скромный! Все дамы обожают его. Вы бы не хотели с ним познакомиться, Элен?

— Софи…

— Ну, если хотите, я посажу вас рядом с моим почетным гостем, — лукаво предложила мадам Дюваль. — Он не так красив, как ваш Арист, но его глаза заставляют женщину чувствовать себя так, как будто он пишет ее портрет невидимой кистью. И наслаждается этим! И у него самая очаровательная маленькая бородка.

— Не искушайте меня, — весело взмолилась Элен. — Софи, всего три недели прошло после похорон, и я в глубоком трауре. Но вы могли бы оказать мне любезность.

— И какую же?

С крыши слетел кардинал и осторожно пошел по свежевымытому каменному полу дворика к крошке пирожного, которую уронила Софи.

— Пригласите Симону Арчер для месье Отиса.

Софи поджала губы и смахнула на пол крошку побольше, но этим только спугнула птичку, и та улетела.

— А она придет?

— Чтобы встретиться с вашим почетным гостем? Конечно. Я видела их вместе на скачках, разве я вам не говорила?

— Она уже знакома с ним?

— О да, и наслаждается его компанией. Она ему прекрасно подошла бы. И потом вы должны рассказать мне все, что они скажут друг другу, каждое самое крохотное замечание, самое банальное. И, конечно, каждое слово, которым обменяется с ней Арист.

— В самом деле?

— Это меня развлечет и возместит мой отказ на ваше любезное приглашение.

— Прекрасно, — сказала немало заинтригованная мадам Дюваль. — Я это сделаю, но только если вы расскажете, что замышляете, моя умница.

Элен засмеялась:

— Ничего, моя подозрительная подруга. Совсем ничего. Не хотите ли еще кофе?

Тони открыла глаза, потревоженная каким-то звуком. В спальне было темно и, как она чувствовала, очень поздно. Она была одна в большой кровати с пологом. Роб уехал дозором с группой соседних плантаторов. Он должен бы уже вернуться, но то, что она услышала, не было стуком копыт его лошади. Может быть, разбудивший ее звук донесся из детской?

Она нащупала свечу на ночном столике и нашла спички. Тени отступили в углы большой спальни. Камин был холодным и темным, и перед ним пусто зияли кресла. Ее свеча слабо осветила обитые бледной тканью стены и темный квадрат орехового дерева — закрытую дверь.

Дом был очень тихим. Тони встала, надела легкий хлопчатобумажный халат и, взяв свечу, пошла босиком по ковровой дорожке коридора в детскую.

Высоко подняв свечу, она увидела, что Сьель лежит на своем месте между двумя детскими кроватками и все трое спокойно спят. В слабом мерцании Джеффи и Элинор походили на маленьких ангелочков, за которых почитал их отец.

Сьель подняла голову и сонно сказала:

— Мадам?

— Спи, спи, Сьель. Все в порядке.

Тони наклонилась над спящим сыном, ее сердце закололо от его невинной уязвимости, прислушалась к ровному дыханию Элинор, удивляясь, что за звук разбудил ее.

Ночь была тихой, кроме приглушенного пения древесных лягушек и случайного скрипа ставен, потревоженных легким ветерком. Тони коснулась щеки Элинор, оценивая прохладу атласной детской кожи, и нежно откинула с глаз светлые пряди. Она расправила смятую простыню Джеффи, покрывавшую его крепкие ножки, затем вернулась в спальню, легла в кровать и задула свечу.

Несколько минут спустя она села в постели, потому что дверь тихо открылась. Измученный Роб стоял на пороге, держа зажженный трехсвечной канделябр, который он взял в вестибюле.

— Я не сплю, Роб. Ты можешь зажечь масляную лампу.

Он что-то проворчал, но не пошел к цветному шару на столе у камина. Вместо этого он тяжело опустился на пол, осторожно поставив канделябр рядом с собой, и начал устало стягивать сапоги.

— Тони, ты мне не поможешь? Слишком рано будить Джипа.

— Который час?

— Около четырех.