— Лучше ночью про такое не вспоминать. Дан — бежать надо! За город! Есть у меня на западном перекрестке человек верный. Нет, не иридианин — в моем отряде воевал, пока руку не потерял. Собрали мы ему тогда денег, и трактир он придорожный открыл. Добро помнит — хороший человек. Поможет. Лишь бы не умер — лет пять о нем ничего не слыхивал. Только бы добраться... Дан — да прекратите вы на нору Хорька таращиться! О деле думайте!
— Конфидус — идите к своему товарищу один.
— А вы?!
— Объясните, как его найти — я догоню. Наверное...
— Да что вы задумали?!
— Я кое-что обещал Цавусу, и слово свое я держу. И Зеленого надо найти — Хорек должен про него знать. Так что придется к нему заглянуть.
— Да вы спятили! Да...
— Я все знаю! — резко перебил еретика. — И про цепи помню, и про усталость, и про кипяток и про погоню. Хотя про погоню загнул — вряд ли кто-то рискнет повторить наш путь. Конфидус: на инквизитора я еще могу махнуть рукой, а на Зеленого нет. Кто знает, где он, и что с ним. Он меня выручал не раз, и я его не брошу. Привязался к нему... Скажите лучше: у карающих хорошая охрана?
— Да зачем она им нужна?! Кто рискнет к ним лезть?! Ох я и глупец! О чем говорю! Дан — да вы будто на десять лет постарели! Еле дышите! Куда вам в драку лезть?! Потом найдете свою птицу — о себе подумайте!
— Вот когда найду, тогда и подумаю. Расскажите, как разыскать вашего трактирщика.
— Вот что с вами поделаешь... Не расскажу! Не отпущу я вас одного — вместе пойдем.
— Зачем идти на такой риск вдвоем?
— Вы тоже не раз выручали меня, а, главное, паству мою. Да и Хорек у меня тоже не в любимчиках — хотелось бы с ним посчитаться... много к нему накопилось.
— А как же "не обижай ближнего"?
— Я сегодня столько нагрешил, что одним грехом больше или меньше — разницы уже не будет. Да и карающие, как по мне, вообще не люди — та же погань, если не хуже.
— По улице нам не пройти — там народ какой-то бегает.
— Суматоха. Пожар ведь. Ох и вариться нам в кипятке — с поджигателями здесь разговор короткий!
— Под землей пройдем. Надеюсь, не ошибся, и ход под дом действительно найдется.
— Конечно найдется. Инквизиторы простые смертные, с простыми человеческими слабостями. Гадят они как обычные люди, значит, нужники у них имеются. Ходы к ним, для удобства чистки, широкие делаются, к тому же мы в последние дни не очень-то растолстели — пройдем. Знаете, Дан: теперь я уже почти не сомневаюсь, что тьма вами не завладела. Перерожденные на такую глупость попросту не способны. Ох и удумали вы... ох и удумали...
— Отдохнули? Нет? Без разницы — нам пора. До рассвета еще далеко, но не стоит терять время.
* * *
Мои предположения оправдались — по правой стороне действительно нашелся узкий ход. Закончился он тупиком, но многоопытный епископ по каким-то лишь ему заметным признакам определил, что мы оказались прямиком под полом уборной. Стены отвесные, высота приличная, лестниц и веревок у нас не было. Но пара неглупых людей в состоянии найти выход из такой ситуации — после череды падений до потолка мы добрались (очень выручил штырь на цепи).
Далее Конфидус помог мне пролезть в отверстие с неблагозвучным названием — такие принято вырезать в полах нужников. На этом этапе возникло первое непредвиденное осложнение. Старый слуга, обитавший неподалеку от уборной, услышал устроенный нами шум. Вместо того чтобы перевернуться на другой бок и попытаться досмотреть прерванный сон, он, движимый воспалившимся маразмом, поднялся, и, держа в одной руке свечу, а в другой кочергу с деревянной рукоятью, направился взглянуть на источник подозрительных звуков. Застукал он меня в крайне неудачный момент: окончательно еще не выбрался, а назад удрать не мог, так как за ноги настойчиво выталкивал епископ.
Кочергой по голове я не заработал. Неизвестно, о чем подумал бедолага, увидев, что из зловонного подземелья в уютный мирок спящего оплота инквизиции выбирается победитель кастинга на главную роль в шедевральном триллере "Человек-говно из ада каннибалов", но ни малейшей агрессии не проявил. Просто уронил свечу, схватился за сердце, попятился назад, уперся спиной в стену и расслабленно сполз на пол.
Впечатлительный оказался.
Подняв жировую свечу (к счастью не погасла) и, убедившись, что больше сортирными тайнами никто не интересуется, помог выбраться епископу. Тот первым делом бросился к старику:
— Дан! Что вы с ним сделали!
Моральные метания этого еретика начали доставать: то он рвется самолично расчленить Цавуса за многочисленные старые грехи, то трясется из-за обморочного старикана. Мне сейчас нужнее головорез, а не святоша-непротивленец, но Конфидус это отказывается понимать. Ведь умеет, когда припечет — достаточно вспомнить последний день похода и бой у брода: рубил там за четверых.
Эх... религия... опиум для народа...
— Да я его пальцем не трогал.
— А почему он тогда без памяти лежит?
— Увидел, как я из очка выбираюсь.
— И что?
— И то! Вы посмотрите на меня, и подумайте, отчего люди, увидев такое прекрасное создание в своей уборной, сознание теряют.
— Да уж... вы извините, Дан, но вид у вас...