На рыдване по галактикам

— Ядрена метеоритина, вот же плесень межпереборковая! — бесится Крошка, швыряя рабочие перчатки, в которых только что осматривала движки после атаки чужаков и странного гиперпрыжка. — Мухомор альдебаранский! Я ему брови-то подрихтую не хуже, чем Рекичински, пусть только проспится, алконавт хренов!

Да уж… До этого за все полтора месяца полета Цецилия Ибрагимбек выходила из себя всего пару раз, из-за Тасиного печенья да докова беглого хвостощупальца. Но тут, видно, и ее допекло.

— Так что, летим? — спрашиваю я как можно небрежнее.

— Валяйте, раз уж начали, — бросает Цилли, шмякаясь в свое законное кресло, которое аж натужно скрипит под ее мощным корпусом. Пропихнув вставший от волнения в глотке комок, начинаю наращивать обороты движков, одновременно как можно мягче выжимая скорость. Дальше автоматика сама справится. Корабль вздрагивает, проскрипев всем корпусом, точно древний старикан — больными суставами, а я не-е-ежно тяну штурвал вверх и вбок, уходя на проложенный Яромилой курс. Получается, конечно, далеко не так легко, как в симуляторе — несмотря на усилители, штурвал довольно тугой. Звезды чужой галактики за смотровым окном трогаются с места, превращаясь в веселый искристый рой. В общем-то, все не так страшно, в вакууме лететь все же — не то что в атмосфере. Лишь бы на метеоритный поток не нарваться. Рыдван, конечно, потряхивает, а нас на рывке вдавливает в кресла. Но все в итоге живы, а «Дерзающий» летит! И это я им управляю! Озвезденеть!

— Ну и где мои аплодисменты? — как бы между прочим интересуюсь я у изрядно прореженного невзгодами и алкоголизмом экипажа, хотя сердце у самого так и молотится о ребра, а руки поприлипали к чертовым стразам.

— Нам, рукожопым основателям новой расы, хлопать в сидячем положении несподручно — пятая точка конечности прижимает, — язвительно откликается Соколова, не отрываясь от своего монитора, на котором теснятся постоянно подкидываемые борткомпом ряды цифр.

— Будут тебе аплодисменты, когда чмякнешь эту банку на кусок земли поровнее без фатального для нее ущерба, — отвечает Цилли, мрачно наблюдая за нашими манипуляциями. — Ладно, пойду гляну, как там Варг… Рули, капитан Жопорученко, по курсу от штурмана-однофамильца.

Когда бортмех исчезает в шлюзе, Ярка корчит ей вдогонку рожу, а потом задорно подмигивает мне и говорит:

— И не такой уж ты Жопорученко, я ж говорила, что все получится.

— Позитивное подкрепление, да? Жить-то хочется, понимаю, — хмыкаю я, не сильно на свой счет обольщаясь. Это все семечки, так и ребенок бы сумел. А вот увести корабль от потока, из-под обстрела, от тяжелого притяжения нейтронной звезды, ввести в атмосферу, аккуратно посадить — вот тут опыт нужен посерьезнее моих игрушек.

Автоматика между тем набирает скорость, Бо врубает стандартный компенсатор, и нас перестает вдавливать в кресла — судно входит в режим межпланетного перелета. Я полностью сосредотачиваюсь на пилотировании, а Ярка периодически поправляет курс, сверяясь с новыми данными, которые параллельно собирает Бо. Шпарить на полной межзвездной я опасаюсь, все ж таки система полностью незнакомая и может таить всяческие неприятные сюрпризы. Так старые движки жрут больше топлива, но тут уж или — или.

— Ну как? Башка не кружится? — спрашивает Соколова через какое-то время, когда «Дерзающий» уже входит в зону притяжения намеченной звездной системы.

— Нет, — с удивлением констатирую я. — Тошнит только и в туалет очень хочется. И мармеладку еще.

Это, наверное, потому, что я очень сильно сосредоточился. Прям как никогда ранее.

— Блин-печенюшечка, сфотай меня! — спохватываюсь я. — Вдруг выберемся все-таки, нянюшке пошлю. Может, ей приятно будет, что из меня пилот получился, пусть и случайно, а не скучный фермер.

— По статистике, до семи процентов аварий вызваны желанием некоторых товарищей сделать селфи в самый неподходящий момент, — информирует Ярка, вводя очередную поправку.

— Так я зачем тебя прошу? Соколова, логика тебя покинула. У меня руки штурвалом заняты.

— А я, значит, здесь солнечные ванны, по-твоему, принимаю? — огрызается та.

— Ну на секунду-то оторваться можно? Че вот ты вредная такая? Я мог бы и приказать, между прочим, но нет, ласково попросил. Вредина кучерявая, — обижаюсь я. Невыносимая девка, только начинаешь к ней хоть что-то человеческое испытывать, как она мигом все обламывает. Торквемада, поди, все алтари Вселенной свечками да аромапалочками истыкал, благодаря космос за избавление от этой жопоболи.

— Бо, надеюсь, ты все это фиксируешь? — спрашивает Ярка. — Чтобы подтвердить неправомерность подобных приказов на грядущем галактическом полевом суде, если и.о. капитана Стратитайлер решит повесить на меня обвинение в мятеже.

— Я, между прочим, еще как бы и инженер, так что в бортовом журнале в итоге будет отражено то, что мне выгодно, — показываю я язык противной девчонке. — Забыла, что совести у меня нет? Я вон целый экипаж без сортиров оставил…