На самом дальнем берегу

И с этими словами он внезапно вытянул вперед стальной клинок, чтобы коснуться им Геда, который стоял так, будто не мог ни шевельнуться, ни произнести слово. Аррен стоял на шаг позади Геда и собрал всю волю, заставляя себя рвануться навстречу врагу, но не мог даже шевельнуться, не мог даже коснуться рукояти меча, а слова застряли в горле.

Но тут над Гедом и Арреном, прямо над их головами, в огромном яростном прыжке пролетело могучее тело дракона и ринулось всей безмерной силой вниз на врага; заколдованная сталь вошла в покрытую броневой чешуей грудь дракона — ушла целиком; но человек рухнул под обрушившейся на него тяжестью, был раздавлен и сожжен дотла.

Затем Орм Эмбар поднялся с песка, выгнул дугой тело и бешено забил крыльями, изрыгая из пасти сгустки огня; потом жутко закричал. Он пытался взлететь, но уже не мог. Пагубный холодный металл пронзил ему сердце. Он рухнул на песок, и из его пасти хлынула, дымясь, черная ядовитая кровь, огонь, бивший из его ноздрей, слабел и угасал, пока ноздри эти не стали ямами, забитыми пеплом. Он уронил на песок огромную голову.

Так умер могучий Орм Эмбар на том же месте, где некогда умер его пращур Орм, и тело его затихло навеки над костями Орма, погребенными в песке.

Но там, где он вбил в землю своего врага, лежало что-то безобразное, съежившееся, похожее на труп огромного паука, засохшего в своей паутине. Он был сожжен дотла дыханием дракона, разорван на части его когтистыми лапами и раздроблен тяжестью огромного тела. Но, наблюдая за ним, Аррен увидел, что тот шевелится. Вот он пополз в сторону, подальше от дракона.

Потом он поднял лицо. Никакой красоты в нем не осталось, только безобразная старость. Это было лицо старика, настолько зажившегося на свете, что обычный старик по сравнению с ним казался цветущим младенцем. Рот его иссох, глазницы были пусты — и очень долго пусты. Так Гед и Аррен увидели наконец настоящее живое лицо своего врага.

Оно отвернулось от них. Сожженные, почерневшие руки протянулись вперед, и в них стала сгущаться тьма, та самая бесформенная тьма, которая колыхалась и вздувалась, затмевая солнце. Между ладонями Губителя она сформировалась в некое подобие сводчатого входа или ворот, расплывчатых, смутных, лишенных четких очертаний, и сквозь них не было видно ни бледного песка, ни океана, лишь какой-то покатый склон, уходящий в тусклую тьму.

И вот раздавленная фигура поползла в эти ворота, но когда доползла и оказалась в темноте, неожиданно встала, побежала по склону вниз и пропала.

— Идем, Лебаннен, — сказал Гед, взяв мальчика за руку правой рукой, и вместе они вступили в иссохшую страну.

12. Сухая страна

  тусклой, льнущей к земле тьме тисовый жезл в руке мага светился приглушенным серебристым светом. Вскоре глаза Аррена уловили и некое другое слабое мерцающее движение: это были вспыхивающие искорки, пробегающие по клинку меча, который он держал обнаженным в руке. Еще на берегу Селидора, как только подвиг и смерть дракона разорвали вяжущие чары, принц тут же обнажил свой меч, а здесь, где он всего лишь тень, он все-таки оставался живой тенью, несущей с собой тень своего меча.

Больше не виднелось ни единого светлого проблеска. Они как бы оказались поздней вечерней порой в конце ноября под затянутым тучами небом, в неумолимом, холодном, мглистом воздухе, в котором хотя и можно было что-то разглядеть, но недалеко и нечетко. Аррен узнал это место — ту самую пустошь и бесплодие своих кошмарных, безнадежных снов; но ему казалось, что он зашел дальше, в безмерно большее число раз дальше, чем когда-либо заходил в своих снах. Он ничего не мог разглядеть отчетливо, разве лишь то, что он и его спутник стояли на склоне какого-то холма, и перед ними была низкая каменная стена, по колено взрослому человеку.

Гед сжимал руку Аррена своей правой рукой. Теперь он двинулся вперед, и Аррен пошел вместе с ним. Они переступили через каменную стену.

Перед ними уходил вниз бесформенный длинный склон, спускавшийся куда-то в темноту.

Но наверху, там, где Аррен ожидал увидеть тяжелую облачную пелену, было черное небо, усыпанное звездами. Он поглядел на них, и ему показалось, что сердце в груди съежилось и стало маленьким и холодным как лед. Среди них не было ни одной из тех звезд, какие он знал прежде. Они сияли, недвижимые и немигающие. Это были те самые звезды, которые не встают и не заходят, никогда не прячутся за облаками, — звезды, которым не суждено хотя бы раз потускнеть на солнечном восходе. Спокойные и маленькие, сияли они над сухой страной.

Гед направился вниз по противоположному склону холма бытия, и Аррен шел с ним нога в ногу. Охваченный тоскливым страхом, мальчик, однако, чувствовал такую решимость, такую целеустремленность и волю, что страх не мог возобладать над ним; собственно, Аррен не позволял себе даже думать о том, как ему страшно, а потому этот ужас притаился в глубинах его существа и тосковал, как тоскует зверь, запертый в помещении и посаженный на цепь.