На самом деле

Внучка… У меня внучка. Это же что, значит, у меня есть дети, выходит? Взрослые дети? Ну, в крайнем случае, как минимум один деть. Иначе — откуда бы тогда была внучка? Кто же у меня, интересно, сын или дочь? Как же быстро растут дети. А когда была свадьба? Кстати, а моя-то собственная свадьба — была она? Вот с этой вот… Как они говорят — Мария?

— Маш, — медленно выталкивают онемевшие губы. — Ты уж не сердись на старого. На меня теперь ругаться нельзя. Я теперь — дедушка. Не пацан какой, не салабон, в натуре.

— Ну, за деда с бабкой, — поднимается толстый сержант.

— Пля…, - плямкаю я губами. — Сержант, пля… Сколько всего тех банок тогда было?

— Две, а что? — удивляется он. — Я одну всего взял.

Половинка на половинку, серединка на серединку, значит? По-честному, выходит? А кто у меня половину жизни в этой самой банке утопил?

Я молча бью рукой со стаканом в красную сержантскую морду, а потом валюсь на грязный деревянный пол, прижатый мужиками.

— Все уже, все… Спокойно, Длинный. Руку, руку ему держи! Ишь, какой норовистый стал. Резкий какой. А помнишь, в армии-то был он спокойный-спокойный…

Голоса уплывают в темноту.

И все-таки эта вишневая была на спирте!

Синдром хронической усталости

Подвал — не лучшее место для встреч и переговоров. Отсутствие окон и дополнительных входов и выходов. Даже в простой квартире есть окна и есть балкон. А в старых — есть еще черный ход. В некоторых есть возможность подняться или спуститься по аварийной пожарной лестнице. А подвал — он и есть подвал. Никакой помощи тут не дождешься, если что.

— Постой лучше там, капитан! Я точно не знаю, как эта штука передается, так что ты лучше постой там, в уголке, — он не махнул правой рукой, в которой пистолет, а показал левой.

Пистолет, нацеленный точно в живот, даже не сдвинулся с линии прицела. Умелец, стрелок — видно сразу. Некоторые, если их разговорить, раззадорить, начинают обеими руками жестикулировать, тут бы его и брать. Этот же как будто на постоянном взводе. Не шагнешь, не тронешься с места.

— Садись там на стул, капитан. Да не дергай, не дергай. Я его к стене прибил. Специально, чтобы умники не пытались всякие свои специальные приемчики показывать. Ну, чего пришел? Переговорщик, да? Так давай, переговаривай, значит. Убеждай и так далее.

Из сидячего положения не рванешься вверх и в сторону. Или вперед и вниз, в колени. Стоя было бы даже лучше. Но тут не поспоришь. Сам сюда влез, сам теперь и вылезай, как сумеешь. И ждать легкую кавалерию в конце фильма не приходится. Это тебе не кино. Тут жизнь. Или смерть.

— Это у тебя девять миллиметров? — спокойно спросил капитан Воронин. — Надежная машинка. Только патронов в магазине маловато.

На такое некоторые могли бы задрать ствол кверху, показывая удлиненный спецмагазин. А этот даже не шелохнулся.

— Нормально. На тебя хватит. Даже с избытком.

— На меня — да. А потом? Все равно придется сдаваться. А не сдашься, так погибнешь. Не бывает преступлений без наказаний.

— Преступлений? Я, значит, преступник?

Он даже хохотнул. Так, напоказ, просто произнес:

— Ха-ха-ха.

— Какой-то мрачный смех у тебя, сержант.

— И не сержант… Я — в запасе. Давно.

Главное, что разговор пошел. Для переговорщика самым первым является: завязать разговор. Тогда можно понять мотивы. Можно попытаться как-то ослабить натянутые струны, перехватить управление, внушить безнадежность и бессмысленность… Лишь бы говорил. Время играет против него.

— Что, капитан, радуешься, что говорю с тобой? А я ведь не только говорил — я кричал. Писал во все инстанции. И что?

— Так тебя просто обидели? Не ответили?

— Какие обиды? На кого мне обижаться? Где теперь те люди? А на нелюдей обижаться бесполезно. Нелюдей надо отстреливать.

Похоже, какой-то параноидальный психоз. Мания преследования и еще куча всего вдобавок. Так все и бывает: находишь преступника, загоняешь в подвал, ловишь, тащишь в суд… А он — обычный псих. Только лечить.

— Телефон свой достань, капитан.

— Мы же договорились! — возмутился Воронин. — Без оружия и без средств связи. Вот я так и пришел — а у тебя пистолет.

— Да ладно тебе. Я его разбивать не собираюсь. И отнимать не буду. Просто достань и погляди на экран. Чтобы не было у нас с тобой недомолвок.

Ну, да. Взял с собой спецтелефон. Во-первых, чтобы запись постоянная велась, а во-вторых — маячок. Мало ли что. Так хоть место засекут.

Воронин, кряхтя для порядка, нагнулся, задрал штанину, отлепил липучку, вытащил из плоской кобуры маленький коробок. Щелкнул, глянул на экран, еще раз щелкнул. Потыкал в миниатюрные кнопки.

— Н-да… Экранируется?

— Ну, так. За дурака меня считал, что ли? Ни записи никакой сегодня не будет, ни сигнала. Но ты не дергайся, капитан. Если мы с тобой нормально поговорим, то уйдешь своими ногами. Мне тебя убивать пока смысла нету.

«Пока» он не выделял голосом. Произнес, как данность, скучно и серо.

— А потом, значит, будет смысл?

— Это уж как у нас с тобой покатит… Может, и смысл появится.

* * *