На самом деле

Работа и дом. Дом и работа. На работе — цифры и бумаги. Дома — книги и игры. Куда деться молодому еще, хоть уже и за тридцать, неженатому бухгалтеру? Не пить же по-черному.

Мама все намекает, что хотела бы внуков посмотреть. Какие внуки? Познакомишься с девушкой, а она чуть не на первом свидании спросит. А он тут же и ответит. Кто его с детства учил говорить правду? Кто стихи читал, что все работы хороши, выбирай на вкус?

Вот и друзья все так относятся, как к больному, что ли. Ну, так они же сами-то коммерсанты. Некоторые. Или работники милиции. Или в крайнем случае — бандиты… Ну, не совсем такие бандиты-бандиты, а в хорошем смысле этого слова. В общем, криминальный мир, звонки по сотовому, разборки и красивые черные машины. Как в кино.

Сейчас они снова придут, будут пить водку, есть мамин салат, петь песни. И жалеть его, Николая Петровича Иванова, уже, черт побери, тридцатитрехлетнего старшего бухгалтера без всяких возможностей и перспектив скорого карьерного роста. Да и вообще — какой может быть рост? Он, что, должен мечтать стать главным бухгалтером? А потом, выходит, каким-то наиглавнейшим, так? Или главный — это окончательно и уже тупиково?

Николай сидел, пригорюнившись, щеку подперев рукой, уставившись за окно, и уже ничего в этой жизни не хотел — никакого дня рождения, никаких гостей, никакой водки и никаких песен.

«Кризис», — понял он.

Но на дверной звонок среагировал четко. Поднялся, прошлепал в прихожую, улыбнулся заранее, проверив выражение лица в висящем на стене зеркале, открыл дверь.

Только вместо обычных криков «ура», шумных поздравлений, крепких объятий, поцелуев, увесистых хлопков по плечам и по спине, веселой толкотни и смеха от этого, от тесноты и толкотни, получилось что-то совсем странное.

Друзья входили тихо, чинно, по одному, смотрели как-то смурно. Переобувались без толкотни, проходили молча в комнату, рассаживались вокруг накрытого стола. Даже Ирка, которая всегда фонтанировала шумом и весельем, совершенно не была похожа на себя. Прятала глаза. Руки на коленях сложены, как у скромной школьницы. И Димон. Ну, тот самый, что на черном «лексусе», здоровый такой — тоже тихий, пришибленный какой-то, и просто как когда-то в первом классе. Хотя, Николай уже и не помнил, каким был Димон в первом классе. Вот в восьмом он был записным хулиганом. Но в «ментовку» его не взяли после армии — знали его местные, как облупленного. Вот и ездит он на черной большой красивой машине. Дела разруливает. А кому теперь легко?

— Коля, ты только не волнуйся, — начал бывший староста класса Василий Мухамадиев. — Ты вот пока садись туда. А мы здесь, значит, все будем. И мы тебе сейчас все расскажем и все-все объясним.

— Что-то случилось? — Николай пересчитывал в уме количество гостей.

Может, кого-то нет из своих? Такое раньше уже бывало, и тогда они собирались не по поводу дня рождения, не празднично. Но, вроде, все привычные лица на месте. Только хмурые они сегодня какие-то, слишком серьезные. Даже как будто специально лбы морщат в тяжком умственном усилии.

— Садись! — рявкнул поставленным командным голосом Мишка Жохов.

За фамилию его с детства просто Жохом и звали. Это ему подходило, Жох — он типичный Жох и есть.

Николай присел на краешек стула во главе стола, готовый в любой момент вскочить и побежать на кухню помогать матери таскать блюда и подносы. Надо же горячее подавать! Гости, вон, уже совсем готовы…

Или еще нет?

— В общем, так, Николай, — гулко произнес худой Генка Корнилов.

Он по воскресеньям пел в церковном хоре, а в остальные дни ходил с баяном по электричкам. Так что голос у него был — ого-го! Ему бы, конечно, в музыкальной школе работать. Но кто бы смог прожить на ту школьную зарплату? А так Генка был при деле, не переутомлялся, голос берег — а пел как! Как выпьет, как запоет…Эх! Талант.

— В общем, так, — повторил он и посмотрел на старосту.

— Коля, мы сегодня все тебе расскажем. Пришло твое время. И наше время тоже пришло. То есть, теперь можно.

— Не понял, — сказал Николай голосом телевизионной Масяни и попробовал хихикнуть.

Почему-то не получилось.

— Понимаешь, Коль, — зачастила Ирка. — Мы раньше хотели — в тридцать один. Потому что число было простое, правильное. Но подумали тогда, посовещались — не готов ты еще был.

— А теперь, значит, я…

— А теперь ты готов, Коля. Поэтому ты просто сиди и слушай. А мы тебе все расскажем. На вопросы ответим, на какие сможем. Не все в мире мы знаем, сам понимаешь, да и не на все вопросы есть ответ.

— Сиди, Колян, и слушай сюда, — солидно и тяжело уронил Димон, приложившись широкой ладонью по столу. — Вопросы — потом.

И они начали рассказывать все. То есть, настолько все, что у Николая начала кружиться голова от общего непонимания происходящего.