На самом деле

Нинель Ивановна читала газету, где писали, что фюрер живет на Таити. Это было очень достоверно. Главным доказательством гипотезы служила следующая мысль: раз советские историки писали, что Гитлер умер, значит, он жив, ведь всем известно, что СССР — это лживое государство.

— Кхе-кхе! — внезапно раздался голос. — Можно сдать одежду?

Гардеробщица, недовольная, что ее оторвали от столь захватывавшего чтения, подняла голову. Перед ней стоял не студент и не очкарик из читалки, а высокий мужчина весьма подозрительной внешности. Черный плащ до самых пят и борода немного напугали гардеробщицу. Чтобы показать посетителю, кто тут главный, она заявила:

— Предъявите отношение! Мы без отношений не пускаем!

Несмотря на то, что проверка документов и выдача пропусков вовсе не находились в компетенции гардеробщиц, и обоим собеседникам это было известно, незнакомец ловко вынул из портфеля нужную бумагу, протянул ее Нинели Ивановне и вежливо добавил:

— Вот, пожалуйста!

В бумаге говорилось, что Институт палеографии просит позволить профессору Дроздову Виктору Петровичу работать с фондами архива для написания монографии. Две подписи, печать.

Чтобы не ударить в грязь лицом, Нинель Ивановна сказала, что дроздовский плащ она не примет, потому что сейчас у нее обеденный перерыв. В ответ профессор извинился (чем досадил гардеробщице еще больше) и, спросив, где читалка, двинулся туда.

Нет, этот тип Нинели Ивановне не понравился! Уж слишком он походил на араба, на еврея и на православного попа одновременно. Всех их гардеробщица ужасно не любила. Арабов — за то, что взрывают в Израиле, евреев — за то, что распяли Христа, а попов — за то, что скрыли женитьбу Христа на Марии Магдалине. Мерзавец, как пить дать, мерзавец!

Подумав об этом, Нинель возвратилась к газете.

Читала она постоянно и главным образом книги по истории: Пикуля, Яна, Дюма, Дэна Брауна… Их великие труды не шли ни в какое сравнение с лживыми учебниками и писаниной чванливых официальных историков. Эти очкарики, просиживавшие штаны в пыльной читалке над грудами бумаг, конечно, считали себя знатоками прошедших эпох. Но Нинель Ивановна об заклад могла биться, что знает историю лучше них. Осознание этого, не так давно бывшее лишь подозрением, по-настоящему окрепло в сознании гардеробщицы после прочтения трудов историка Филиппенко.

Да, она всегда подозревала, что официальные ученые — болваны и лжецы. Ведь все «официальное» уже одним названием вызывает неприязнь. Совсем другое дело, если вы произнесете: «новая история» или «альтернативная история». От одних этих слов веет чем-то сочным, приятным и модным. Вот, Славка, сын Нинели Ивановны, шестнадцатилетний восьмиклассник, тоже любит все альтернативное, а заслышав слово «классика», начинает зевать, хотя понятия не имеет о том, что же такое классика на самом деле. Нинель Ивановна грозила наказанием и требовала, чтобы сын читал все, что задано в школе, но в глубине души понимала, что искренне ненавидеть школу и испытывать тошноту от школьных учебников — правильно и нормально.

В свое время гардеробщица ничуть не отличалась от сына. Как всякий нормальный человек она стремилась знать две вещи: сплетни и скандалы. Все другое вызывало только скуку и безмерное презрение к тем, кто им интересуется. Тогда-то у Нинели и возникли подозрения в правоте потомков Соловьева и Ключевского. Уж очень была толстой и противной историчка, уж очень много она задавала на дом, уже очень часто ставила двойки. Слишком заумным и унылым был учебник, слишком неудобными парты, слишком холодным и неуютным школьный класс. Да и списывать у зануд, как, например, на ботанике или физике, на истории почему-то не выходило.

Позже, став работать гардеробщицей в архиве, Нинель Ивановна очень удивлялась тому, что люди сидят там за столами с утра до вечера за чтением какой-нибудь ерунды: ведь это время можно провести дома перед телевизором! Что пишут в документах, вызывавших столь бурный интерес, Нинель Ивановна не понимала. Зато люди, чем-то слишком увлеченные, вызывали у нее отвращение и страх.

Те, кто готов променять личный комфорт на открытия, на выдумки, на учебу, на революцию, на Царствие Небесное и прочее, гардеробщицу пугали. Эти люди ненормальные. Все знают, что учиться — это списывать, работать — это проводить время на работе, сочинять означает списать, купить, скачать… Нормальный человек, конечно же, умеет рассуждать о том, что норма — лишь условность, но при этом точно знает, кто ей соответствует, а кто нет.