На самом деле

Да какая там звезда! Простое совпадение. Видимо, на пляже они увидели коллегу. Кто, кроме историков, читает сочинения подобного характера?! Мужик купил один из сотни экземпляров, остальные пролежат на полках магазинов до тех пор, пока их не сдадут в макулатуру. Впрочем, физиономия читателя Андрею, знавшего в лицо почти всех петроведов, показалась незнакомой. Что же, значит, он какой-то новый исследователь…

Анна предложила познакомиться с коллегой.

Они подошли к мужчине с книгой, поздоровались, сели рядом, сказали, что интересуются Петром и будут очень рады обсудить новую книгу о царе.

— Да, вот, купил сегодня… — сообщил мужик. — Люблю сенсации.

— Сенсации? — спросил Андрей удивленно, вспоминая, как при написании диссертации старался быть историком серьезным, придерживаться классического стиля и не быть слишком легковесным.

— Ну, а что? Вот Филиппенко книгу выпустил — и то уже сенсация! Ведь он в тюрьме сидит. Не знаю, он как так изловчился. Правда, буквы еле-еле разбираю, а бумага, глянь, какая желтая, паршивая. Подпольное издательство! Я зуб даю, что завтра запретят, сожгут тираж. Ну, может, послезавтра. А официальные историки поднимут такой хай…

— Что? Хай? Официальные?

— Ну, вы ж интересуетесь, так знаете, наверное! Сан-Петровича они все ненавидят. Вот и посадили. Только по сути опровергнуть-то не могут, вот и лают, как собаки по углам, ко всяким частным штукам придираются… Они же утверждают, что Петра-то подменили! Сына моего так в школе учат. А вот Филиппенко говорит, что Петр был настоящий. Как вам нравится такой альтернативный взгляд, а, товарищи?

Андрей утратил на мгновение дар речи. А вот о его подруге такого сказать было нельзя. Она быстро сориентировалась:

— Очень нравится. Весьма альтернативно, — деловито поддакнула Сарафанова. — И совсем не то, что говорят официальные историки!

— Вот то-то и оно! — сказал мужик. — Вообще, советую. Занятная брошюрка. У него и аргументы отличаются от тех, кто на правительство работает. На архивы вот ссылается, к примеру. Ну, а что! Оригинально! Почему бы, в самом деле, не расширить круг источников, добавив к сочинениям Блаватской и географическим названиям документы из архивов? Там ведь тоже могут быть крупицы правды!

— Ну, конечно…

— Только не поймут официальные историки! Они же догматичные! Вот сказал, один, к примеру, что Арагва — это Ангара. Ну и попробуй переубедить его! Предаст анафеме, объявит лже наукой, а по делу, чтобы опровергнуть, ничего сказать не сможет…

— Мракобесы, — сочувственно произнесла Сарафанова.

— Мракобесы, — подтвердил читатель книги.

Вечером на станции взволнованно толкалась толпа полуголых и мокрых людей с полотенцами, корзинами, панамами, собачками, бутылками. Придя на платформу, Анна и Андрей узнали, что одна из электричек по расписанию не пришла, поэтому следующую ждет двойная порция народу. До электрички оставалось полчаса. Историки, присев на свои вещи, провели тридцать минут за болтовней.

Но электричка так и не пришла в положенное время.

Люди в возмущении бродили по перрону, обвиняли царя Дмитрия в развале государства, задержках зарплаты, закрытии магазинов, банкротстве фирм, обнищании пенсионеров и в том, что электрички перестали ходить как следует. Одни собирались ночевать в лесу или на пляже, другие рассуждали, не постучаться ли в лодочную станцию за помощью, третьи планировали пеший поход до города, четвертые кричали в телефон: «Маруся! Я отсюда, кажется, не выберусь!», пятые завязывали романтические знакомства. Часы показывали десять, и надежда оставалась только на последнюю электричку.

Она пришла, хоть и с опозданием. В пыльных окнах виднелись люди — сдавленные, сплющенные, но при этом счастливые, что втиснулись. Какая-то девчонка даже показала язычок народу на перроне. Тот рванул к дверям с таким остервенением, что в какой-то миг застрял у входа в электричку: люди так пихались, что никто не мог проникнуть внутрь, каждый не давал зайти другому и в итоге в дверь не мог пройти никто. Андрей и Анна, к счастью, прорвались одни из первых. Они сумели войти внутрь электрички и занять там относительно комфортный уголок, в котором можно было и дышать, и ехать, не сгибаясь, и стоять сразу на двух ногах. Единственной издержкой оказалось то, что молодые люди оказались так плотно прижаты друг к другу, что это их несколько смутило.

Ехать надо было около полутора часов.