На самом видном месте. Как сегодня увидеть то, что купят завтра

Когда вы смотрите на параметры любого пользовательского поведения через призму пороговых значений, особенно в пределах контекста конкретного города, страны или иной культуры, социальные аспекты выступают подобием диафрагмы, расширяющей и сжимающей зону комфорта. Если вы рассмотрите стандарты одежды, принятые в типичном офисе Кремниевой долины, то обнаружите, что диапазон допустимого здесь весьма широк – вполне нормально носить слаксы, иметь заметную татуировку и даже выглядеть слегка потрепанным. Зато в консервативной Японии, наоборот, определение допустимого во внешности гораздо строже, а потому и ограниченная им зона комфорта гораздо у2же. Там предполагается, что офисный работник корпорации будет носить костюм определенного оттенка, ботинки и рубашку определенного покроя и следить за своей внешностью вне зависимости от физического дискомфорта. Причем диапазон допустимого настолько узок, что, когда правительство Японии вводило политику экономии электроэнергии, ограничивающую работу кондиционеров летом температурой примерно в 82 градуса по Фаренгейту (44 градуса по Цельсию), оно вынуждено было параллельно запустить маркетинговую программу{13}, призывающую служащих оставлять дома пиджаки и галстуки (и убеждающую боссов не увольнять подчиненных за такое поведение, неподобающее при прочих обстоятельствах) [11].

Если вы хотите сравнить модели поведения в различных культурах, может оказаться особенно полезным посмотреть, что происходит, когда мы берем привычки отдельного человека (линию уровня его функционирования) и расширяем или сужаем его зону комфорта в соответствии с социальными ограничениями. Например, какой уровень запаха пота может быть социально приемлемым для рабочего, занятого физическим трудом в сельской местности Непала, а какой уровень – для его кузины, учительницы из городского центра Катманду? Это может дать вам некоторое представление о том, какая модель поведения будет меняться, а также где и когда изменение это будет инициироваться. Более того, если вы путешествуете по странам с разной культурой, особенно по делам бизнеса (или по любой другой причине, которая требует от вас производить благоприятное впечатление на местных жителей), с вашей стороны будет весьма разумным исследовать существующие в них культурные критерии для таких вещей, как одежда и личная гигиена, пользование наличными деньгами и даже приемлемый уровень алкогольного опьянения, и посмотреть, как можно подогнать под них ваши личные пороговые значения.

Мятежные или добропорядочные

До сих пор мы сосредоточивали внимание строго на пороговых картах как рамках для мотивов и поведения отдельных людей. Однако если составление подобных карт{14} приоткрывает нам многие скрытые аспекты индивидуального поведения, то, по мнению социолога Марка Грановеттера, то же самое оно может делать и для нашего понимания поведения коллективного.

В конце 1970-х Грановеттер размышлял над разгадкой очень каверзного вопроса: если людская толпа, которая, как предполагается, должна вести себя в соответствии с принятыми социальными нормами, все же отступает от данных стандартов, происходит ли это оттого, что неписаные правила неожиданно меняются, или же потому, что объединяются различные личные мотивы, что приводит к неожиданным последствиям? Грановеттер обрисовал два гипотетических сценария – в обоих участвовала толпа в 100 человек, собравшихся в общественном месте, где ситуация балансировала на грани хаоса. По первому сценарию единственный зачинщик решал камнем разбить окно, затем в стекло летел второй камень, потом третий, пока не разгорался полномасштабный мятеж. Грановеттер представлял, что газетные заголовки в этом случае будут следующими: «Толпа радикалов учинила массовые беспорядки». По второму сценарию тот единственный смутьян тоже разбивал окно, однако хулиганские действия на этом заканчивались. Тогда в газетах мы прочитали бы: «Умалишенный дебошир разбил окно, пока группа солидных граждан на это взирала». Итак, чем же объясняется практически полная перемена модели коллективных действий? Неужели эти 99 ни на что не годных в плане уличных действий людей неожиданно стали ярыми демонстрантами? На самом деле это сделал только один – из-за шаткости собственных моральных границ, как объясняет Грановеттер.