На самых дальних...

С легкого этого настроения мы нанесли визит нашему семейному другу в гостиницу «Золотой Рог» и великодушно простили ему «измену», а потом поиронизировали (что уже совсем не этично) над Димкиной мечтой окопаться после солнечного Кавказа в теплом Приморье. Потом нас могли видеть и на берегу Студенческой гавани, и на стадионе, и в кинотеатре «Приморье», и в ресторане «Арагви», и, наконец, на танцплощадке в парке. Мы торопились сжечь мосты, не ведая о том, что впереди у нас еще целая неделя ожидания, семь таких же взбалмошных, праздных и… тягучих дней. С утра мы часами слонялись по штабу — ловили новости, потом обедали, ходили в кино, на танцы, валялись на пляже, встречались с девушками, были еще частицей этого веселого города, но нами уже безраздельно владела дорога, и мы с нетерпением ждали своей судьбы.

И вот на седьмые сутки она явилась перед нами… в образе майора из отдела кадров. И указка в его твердой руке забегала по огромной, во всю стену, карте. И замельтешили перед глазами острова и полуострова, моря и архипелаги — неизведанные, необжитые, белые наши материки с алыми флажками далеких пограничных застав. Ветер свободно проникал в раскрытые окна, шуршал калькой на столах, но совершенно нечем было дышать. Даже на госэкзамене я так не волновался. Стас стоял рядом и стирал с лица обильный пот. Остальных я не видел. Они были за моей спиной.

— Приморье, Сахалин, Камчатка, Чукотка, Курильские острова, — бесстрастным голосом перечислял майор.

Нет, нас не торопили с ответом.

— Подумайте, — сказал майор, — ваше право, подумайте.

— Подумаем, — пообещали мы и вышли из штаба.

С бухты тянуло разными морскими запахами, чем-то острым, как нашатырь. По крайней мере, здесь можно было отдышаться и прийти в себя.

В сквере напротив нас ждал Димка.

— Ну как? — спросил он.

— Да так, — ответили мы небрежно. — Надо подумать.

Мы зашли в «Арагви», заказали обед и стали думать.

Так прошло битых два часа. В яростных спорах о рыбалке, об охоте, о бурых и белых медведях, о вулканах и гейзерах, о теплых и холодных течениях, о китах, об альпинизме, об айнах, о Головнине, Крузенштерне и об игре в пинг-понг были основательно исчерпаны наши скромные познания в географии, зоологии, ботанике и прочих науках, но согласие наше было призрачным, и надо было еще крепко думать, и тогда слово взял лейтенант Матросов, он же — наш казначей.

— Вот что, друга, думать больше не будем. Думать больше не на что. Тити-мити не позволяют. А скажу я вам одно: уж если мы приехали на ДВК[1] (Матросов любил употреблять аббревиатуры), так и надо не трепаться, а ехать на самый дальний ДВК.

Такую вот содержательную речь произнес наш казначей.

— Ну а точнее? — спросили мы.

— На Курилы.

Потом была тишина, правда относительная. И уязвленный Стас сказал не без оттенка зависти!

— А ведь он прав, черт подери!

— Он прав! — вскричали мы. — Владимир Матросов, вы — гений!.. Качать лейтенанта Матросова!

Мы медленно брели вдоль набережной. Мы провожали закат — быть может, последний для нас в этом городе, — и ту одинокую розовую яхту у самого горизонта провожали мы, и эту Студенческую гавань, уплывающую куда-то за гаснущим солнцем, и нарядных девушек, и прохожих, но грусти не было, как не было и сожаления, ибо потери в этом возрасте неощутимы и с лихвой компенсируются ожиданием будущего. Так вот, были мы веселы и беззаботны в тот вечер, и лишь один Димка непривычно задумчив. Что-то, видно, потемнело на безоблачном его горизонте. Но что? Разве голубое Приморье не лежало в его правом кармане вместе с назначением?..

Закусить и собраться на танцы было делом пятнадцати минут. Правда, мы с Матросовым что-то замешкались в «нумере», кажется, искали бриолин. Володька открыл один из своих «купеческих сундуков», и — о небо! — он оказался полон гражданских шмуток. Когда, где (тысяча вопросов!) он собирался все это носить?

Но вопросов не последовало. Мы многозначительно переглянулись.

— А если…

— Идея! — Он понял меня сразу.

Мы вышли из гостиницы, чуть изменив походку. Мы слегка пустили пыль в глаза своим военным товарищам. Сегодня был наш вечер.

— Стиляги, — сказал Стас. А что он мог еще сказать?

Но, к сожалению, так расценили и на танцплощадке. Когда мы были на достаточном удалении от своих, какие-то предприимчивые немногословные мальчики пригласили нас выйти.

— Выйдем, — сказали они и, не оглядываясь, прошли вперед.

— Минутку, — сказали мы своим дамам, — извините, — и вышли из освещенного круга. Мужской закон.

Их было гораздо больше, чем мы ожидали. Они стали полукругом, отрезав нам все пути отступления, оставляя за нашей спиной лишь темный клочок набережной и маслянистые воды бухты. Сообразительные ребята, ничего не скажешь.

— Вот что, мальчики, — сказал один из них, нахального вида тип, испещренный наколками. — Или вы ай момэнт хиляете отсюда к… или… мы слегка обновим ваши паспорта. Эй, синий пиджак, вытащи руку из кармана! — Это уже относилось персонально ко мне.