На секретной службе

– Уй, какой специалист выискался! – фыркнула тетка. Это было произнесено именно тем тоном, каким должны разговаривать жены недоопохмелившихся алкоголиков. Жены, твердо знающие, что рано или поздно их мужья свою норму выполнят и перевыполнят. Носящие свои синяки, как боевые награды. Вроде бы смирившиеся со своей долей, но тем не менее опасные, как тот крысиный яд, который у них всегда наготове.

– Не вмешивайся в чужой разговор, Венерка, – строго предупредил муж.

– А ты, Яшка, не суй свой нос, куда тебя не просят, – парировала жена. – Ты же суешь нос буквально куда попало! Когда я была молодой, мне это нравилось, но теперь это просто неприлично.

Мысленно пожелав словоохотливой чете помереть в один день и как можно скорее, Макс полюбовался щенячьим выводком, поднесенным к его носу. Из корзины нестерпимо воняло собачьим дерьмом и почему-то селедкой.

– Миленькие, правда? – спросила тетка, вороша щенков красной, будто ошпаренной пятерней.

Макс отодвинул корзину подальше:

– Сколько вы за них хотите?

– Это чистопородные ризеншнауцеры, – привычно соврала тетка.

– Сколько хотите? – сухо повторил Макс.

– Когда у человека есть собака, человеку живется легче, – философски заметил ее муж. – Всегда есть, кому сказать: «Закрой пасть и не гавкай».

– Сколько? – рявкнул потерявший терпение Макс.

Как и все в Одессе, он говорил исключительно по-русски, но без характерного акцента, свойственного местным жителям. Будучи потомственным хохлом, Макс ненавидел все украинское, впрочем, все русское он ненавидел тоже. Городом его мечты являлся Нью-Йорк, в котором он ни разу не был. На его загорелой груди красовался медальон в виде серебряного доллара. Расстегнутая на три пуговицы рубаха смахивала на гавайскую. Прилизанные черные волосы блестели, как у заправского голливудского сутенера, претендующего на главную роль в фильме категории «Б».

Вдоволь налюбовавшись его щегольскими косыми бачками, тетка, наконец, приняла решение.

– Триста пятьдесят гривен за обоих, – заявила она.

Проторчав у входа на рынок с раннего утра до позднего вечера, эта дура решила, что поймала удачу за хвост. Но просчиталась. Не на того напала.

Макс не собирался платить такие сумасшедшие деньги за пару поганых щенков, даже если бы к ним прилагалась самая древняя в мире родословная. Он прекрасно обходился без четвероногих друзей. Двуногих у него тоже не было. О Нью-Йорке лучше мечтать в одиночку – дешевле выходит.

– Ишь, губы раскатала, – проворчал Макс и пошел прочь.

В тот момент, когда он приготовился сесть в свой старый черный «Мустанг», опомнившаяся тетка крикнула:

– Сто за одного!

– Не смеши народ.

– За обоих!

– Да подавись ты своими ризеншницелями…

* * *

Витиевато выругавшись, Макс тронул машину с места и покатил куда глаза глядят. Он ехал осторожно, памятуя о бесшабашных одесских таксистах и вагоновожатых, повально страдающих дальтонизмом, усугубленным куриной слепотой. К тому же колеса «Форда» то и дело выскакивали на булыжные мостовые, пересекающие главную магистраль, и тогда в салоне начиналась зубодробительная болтанка. Отслужившую свое колымагу давно было пора менять на что-нибудь более приличное, но деньги еще только предстояло заработать. Вместе с видом на счастливое американское жительство.

– Если они и после этого не выдадут мне грин-кард, – пробормотал Макс, – то я… то я не знаю, что сделаю…

Он действительно не знал. Да и что он мог, жалкий неудачник без роду, без племени? Ни богатых родственников, ни солидных связей – Макс болтался по жизни, как его серебряный медальон на цепочке. Зато прилежно изучал английский, надеясь в скором будущем поприветствовать новых соотечественников на их родном языке.

«Хай. Май нэйм из Макс. Глэд ту си ю, диэр фрэндз».

Попрактиковавшись немного, Макс включил радио. Мощные динамики с готовностью выдали лихой рок-н-ролльный мотивчик:

Чем ниже падешь, тем выше взлетишь.
Чем выше взлетишь, тем ниже падешь.

Судя по дребезжащему голосу вокалиста, тот свое давно отлетал-отпадал. Макс заставил его заткнуться на полуслове и насупился, вглядываясь в сумерки. Времени осталось в обрез. Хоть бери и лови кошек голыми руками. Или собак. Интересно, куда это запропастилась вся бродячая живность? Специально попряталась, Максу назло? Или же у мурок с бобиками существует свой комендантский час?

На середине этих размышлений «Форд» взвизгнул, выражая тем самым свое негодование по поводу чересчур резкого нажатия на тормоза. Макс подался вперед. Его внимание было приковано к старому фотографу, бредущему вдоль Итальянского бульвара с понурой мартышкой на плече. Патлы, точно у заправского хиппи, фигура и походка, как у узника Бухенвальда. Пенсионер, недобитый реформами. Ходячий пережиток тоталитаризма.

– И когда вы уже передохнете? – прошептал Макс, утапливая педаль газа.