На сем стою

После обеда началась предварительная схватка вокруг правил богословского турнира. Первым возник вопрос о том, следует ли иметь стенографистов. Экк полагал, что не нужно, поскольку если участники будут думать о стенографисте, это охладит их пыл. "Истина может быть лучшим образом оценена в более прохладной атмосфере", - отвечал Меланхтон. Экк проиграл. Далее возник вопрос о том, следует ли иметь судей. Лютер считал, что в этом нет нужды. Фридрих уже договорился о том, что дело Лютера будет заслушиваться в присутствии архиепископа Трирского, и на данном этапе он не желал создавать впечатление, будто здесь также происходит судебное слушание. Но герцог Георг настаивал. Лютер проиграл. Были избраны университеты Эрфурта и Парижа. Таким образом, был приведен в действие именно тот механизм, который ранее неоднократно предлагался для слушания дела Лютера. Когда Парижский университет принял это предложение, Лютер потребовал, чтобы были приглашены все преподаватели, а не только богословы, которым он перестал доверять. "Отчего же в таком случае, - вспылил Экк, - вам не передать свое дело на рассмотрение сапожникам и портным?" Третим был вопрос о том, допустимо ли иметь в зале какие-либо книги. Экк против этого возражал. Карлштадт, сказал он, во время открытия обложился фолиантами и своим чтением усыпил аудиторию. Карлштадт обвинил Экка в том, что тот желает сбить аудиторию с толку своей эрудицией. Карлштадт проиграл. По общему согласию записи дебатов не подлежали опубликованию до тех пор, пока судьи не вынесут свой вердикт. Затем начался непосредственно диспут.

До нас дошло описание его участников, сделанное наблюдателем этого состязания.

"Мартин среднего роста, истощен заботами и научными трудами до такой степени, что буквально можно пересчитать все его кости.

Он в расцвете сил и обладает звонким, проникающим в сердце голосом. Человек ученый и досконально знает Писание. Греческий и еврейский ведомы ему до такой степени, что он способен судить об истолкованиях. В его распоряжении огромный запас слов и мыслей. В обращении он любезен и ласков, нет в нем ничего унылого либо высокомерного. Он всем ровня. В компании он оживлен, весел, всегда в бодром и радостном расположении духа, как бы ни нападали на него соперники. Все единодушно ставят Мартину в вину некоторую дерзость выдвигаемых им упреков и язвительность, нужную для , того, кто идет новым путем в религии, и неуместную для богослова. В значительной мере то же самое можно сказать и о Карлштадте, хотя и в меньшей степени. Он ниже Лютера и цветом лица напоминает копченую селедку. Голос его хриплый и неприятный. Памятью он более медлителен, а на гнев более скор. Экк - здоровенный, нескладно сложенный детина с громким голосом простолюдина, чему способствует изрядная грудь. Он напоминает трагика или городского глашатая, но голос его скорее хриплый, нежели звонкий. Глазами, устами и всем своим лицом он более напоминает мясника, нежели богослова".

 

После того как на протяжении недели Карлштадт и Экк спорили по проблеме оставленности человека, в диспут включился Лютер для обсуждения вопроса о древности папства и примата Римской церкви, подняв заодно и вопрос о том, является ли она человеческим или божественным институтом. "Какая разница, - спросил герцог Георг, - утвержден ли папа божественным правом или человеческим? Все равно он остается папою".

"Совершенная правда", - сказал Лютер, настаивавший на том, что отрицание божественного происхождения папства вовсе не может считаться наущением к непослушанию. Но Экк яснее Лютера видел разрушительные последствия его допущений. Претензии папы на безоговорочное послушание основаны на учении о божественном происхождении института папства. Лютер невольно продемонстрировал,, сколь мало он ценит папскую власть, воскликнув: "Будь хоть десять пап, хоть тысяча, раскола не произойдет. Единство христианства может быть сохранено при многочисленности глав церквей, точно так же, как отдельные нации проживают в согласии, имея разных правителей".

"Я дивлюсь, - фыркнул Экк, - что ваше преподобие забывает об извечной войне между англичанами и французами, неугасимой ненависти, которую испытывают по отношению друг к другу французы и испанцы, а все королевство Неаполитанское залито христианской кровью. Что же касается меня, то я исповедую одну веру, одного Господа Иисуса Христа и почитаю папу римского наместником Христовым".