Читаем На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима полностью

Обед (цена) состоял из трех частей. Он начинался с закусок (салат, яйца, устрицы, улитки, маринованная рыба). Далее следовали блюда собственно цены, их было два, а на великолепных обедах у знаменитых обжор — пять — семь. Супа древние не знали, поэтому за обедом ложка была почти не нужна.

После закуски подавались мясные блюда. На столе появлялись жареные журавли, аисты, голуби, бекасы, павлины (все мясные блюда подавались уже нарезанными на порции, ели руками). Лакомым блюдом считались павлиньи языки, паштет из соловьиных языков, различные копченые, вареные, кровяные колбасы и сосиски, зайчатина, кабанина, оленина, фазаны, куропатки и т. п. Вторым блюдом обычно являлись пироги, которые подавались в большом выборе и с самой различной начинкой.

Третья часть цены — десерт. Это фрукты, маринованные и соленые грибы, печенье, пирожные. Искусные повара-рабы (они дорого ценились) изготовляли пирожные и торты в форме поросят, зайцев, птиц. Снег, облитый медом, заменял наше мороженое. Из теста с медом делали сладости.

Из-за того, что обед начинался с яиц и заканчивался яблоками, у римлян сложилась поговорка ab ovo usque ad mala — «от яйца до фруктов», или просто ab ovo — «с начала». В таком сокращенном виде эта поговорка встречается и в наши дни (А. С. Пушкин в поэме «Родословная моего героя» писал: «Начнем ab ovo»).

В перерывы между блюдами рабы (обычно подростки) обносили гостей лоханями с ароматной водой и полотенцами; гости полоскали руки, запачканные жиром. На торжественном пиру гости и хозяин надевали венки из живых цветов.

Во время пира любили музыку, пение, пляски; для увеселения на пирах существовали особые рабы — плясуны, фокусники, декламаторы и т. д.

Роскошь обедов и безмерное расточительство римского государственного деятеля Лукулла вошли в поговорку («лукуллов обед»). О подобном пире подробно писал римский писатель Петроний (I в. н. э.). в романе «Сатирикон». Изображая сцену пира во дворце разбогатевшего выскочки, вольноотпущенника Тримальхиона, автор рисует такую сцену.

«Посередине закусочного стола находился ослик коринфской бронзы с вьюками на спине, в которых лежали… оливки. Над ослом возвышались два серебряных блюда, по краям которых выгравированы имя Тримальхиона и вес серебра, а на припаянных к ним перекладинах лежали жареные сони[13], обрызганные маком и медом. Были тут также и кипящие колбаски на серебряной жаровне, а под сковородкой — сирийские сливы и гранатовые зерна.

…Подали первое блюдо с корзиной, в которой сидела деревянная курица… Прибежали два раба и… принялись шарить в соломе; вытащили оттуда павлиньи яйца, они раздали их присутствующим. Яйца сработаны из крутого теста… я вытащил из скорлупы жирного винноягодника[14], приготовленного под соусом из перца и яичного желтка.

…Было внесено огромное блюдо, на котором лежал изрядной величины вепрь, державший в зубах две корзиночки… с финиками. Вокруг вепря лежали поросята из сдобного теста… Раб, вытащив охотничий нож, ударил вепря в бок, и из разреза вылетела стая дроздов. Птицеловы, стоявшие наготове с сетями, скоро переловили дроздов… (Птиц быстро зажарили, и хозяин приказал вручить их гостям со словами: „Видите, какие отличные желуди сожрала эта дикая свинья!..“)»

Обед бедняка — ремесленника, крестьянина, городского пролетария — всегда был прост. Уже известная нам пульта, иногда разнообразие вносила мáза — каша из муки, тертого сыра и меда, немого маслин (оливок), кружка вина пополам с водой — вот обед римской бедноты.

Жизнь простонародья в Риме была незавидной.

К I в. н. э. дороговизна жизни в столице стала обременительной даже для людей среднего достатка. Цены на все необходимые для жизни предметы были высоки; дороже всего стоили дрова и продукты питания.

Огромные доходные дома, при возведении которых хозяева экономили на строительных материалах, часто обрушивались, погребая под развалинами несчастных квартирантов. Длившиеся по нескольку дней пожары, во время которых выгорали целые районы города, были в древнем Риме самым обычным явлением.

Трудности снабжения огромного города продовольствием приводили к тому, что голод был частым гостем в Риме. Случалось, что цены на хлеб подымались в пять-шесть раз против обычных, и, чтобы облегчить положение, из города приходилось удалять излишек населения: иностранцев, гладиаторов и даже прислугу богатых семей.

По подсчетам ученых, население Рима в этот период превышало миллион человек.

Скученность населения была причиной того, что в Риме часто вспыхивали опустошительные эпидемии заразных болезней. Во время одной только эпидемии осенью 65 г. н. э. умерло больше 30 000 человек. Эта цифра, вероятно, меньше действительного числа погибших, так как далеко не все смертные случаи были зарегистрированы в храмовой книге богини смерти Либитины, в святилище которой держали свой склад римские гробовщики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука