На сеновал с Зевсом

   Я сразу перестала тревожиться относительно программы развлечений на эту ночь, позволила новому знакомому усадить меня в машину и настолько успокоилась, что даже вспомнила об оставленной на произвол судьбы тачке Бронича. Точнее говоря, я вспомнила об оставленной в его тачке своей сумке.

   – Я прошу прощения, но у меня к вам большая просьба, – подчеркнуто вежливо сказала я, стараясь суперобразцовым поведением компенсировать недавнюю истерику. – Видите во-он ту машину?

   Сформулировать свою просьбу я не успела.

   – Ты что, за рулем?! – Александр с ужасом воззрился на меня. – Пьяная?!

   – С чего вы взяли, что я пьяная?! – возмутилась я.

   – Ты валялась в луже трезвая?! – Ужас в его голосе трансформировался в изумление.

   – Я не валялась в луже! Я в нее упала!

   – Трезвые не падают!

   – Все падают, если на них наезжает мотоцикл!

   – На тебя наехал мотоцикл?

   Я кивнула с мрачной гордостью: все-таки не каждому удается пережить роль жертвы ДТП. Алехандро оглядел меня с головы до пят, недоверчиво покрутил головой и пробормотал:

   – Мотоцикл цикал, цикал, не доцикал и уцикал…

   Услышав детскую считалку, я закатила глаза и тоже цикнула:

   – Тц! Вы, часом, не в садике работаете?

   – В смысле, садовником? Ну, вроде того! Тоже сажаю! – Он хитро улыбнулся, но тут же состроил сочувственную мину: – Так что там с твоей машиной? Сломалась? Или бензин кончился? Небось водительский стаж нулевой?

   – Это не моя машина! – быстро раздражаясь, объяснила я. – За рулем был совсем другой человек!

   – И этот твой человек позволил девушке валяться в грязи?! – Алехандро продолжал нервировать меня демонстративным удивлением. – Тогда это плохой человек. Это вообще не человек! Он тебя не достоин. Брось его.

   Мне-то казалось, что кикиморы наиболее достоин леший, то есть именно не человек. Но Алехандро почему-то решил, что я заслуживаю друга получше, чем болотная нечисть, и места поприятнее, чем грязная лужа, и эта его уверенность меня растрогала. Раньше (когда я была чистой, сухой и обутой на обе ноги) я не понимала всей трагической правды вековечного стона дурнушек: «Полюбите нас черненькими, а беленькими нас каждый полюбит!».

   – Я как раз собираюсь его бросить, – кивнула я, не уточнив, что «бросить» в данном случае означает просто «оставить».

   В конце концов, Бронич взрослый человек, и я не несу за него никакой ответственности. Я чувствовала, что в данной ситуации моя персональная ответственность должна ограничиться бортиками ванны, в которую мне следует погрузиться как можно скорее. Мне надо домой, а как туда попасть? Машина шефа в его отсутствие никуда не поедет, маршруты общественного транспорта проходят в стороне от этой глухомани, а такси, если и приедет по моему вызову, круто развернется и укатит куда подальше при виде грязной и мокрой кикиморы.

   – Простите, вы не могли бы отвезти меня домой? – тщательно выверив соотношение вежливости и легкой небрежности в голосе, светским тоном поинтересовалась я у синьора Алехандро.

   Внутренний голос подсказывал, что синьор не откажется. С чего бы ему отказываться? Во-первых, я сижу в его машине, значит, чехол на сиденье уже подмочен и запачкан. Во-вторых, он сам (причем на руках!) принес меня в свою машину!

   «Может, этот синьор извращенец – любит кикимор?» – с плохо скрытой надеждой предположил внутренний голос.

   И тут же вдохновенно развил эту тему.

   «Может, он специально катается по улицам, богатым грязными лужами, в поисках чумазых чудищ женского пола?»

   – Домой? – как мне показалось, обрадованно переспросил предполагаемый синьор-извращенец. – С удовольствием! К тебе или ко мне?

   – Ко мне, – ответила я, с трудом удержавшись от возмущенного восклицания: «Каков нахал!».

   «Нахальный извращенец!» – подсказал внутренний голос, продолжая гнуть свою линию.

   – Только, если вас это не затруднит, будьте так любезны, сначала заберите, пожалуйста, из той машины мою сумочку. – Я изменила соотношение «вежливость-небрежность» в пользу первой и добавила легкого холодка. – А потом захлопните, пожалуйста, дверцу автомобиля. Я буду вам чрезвычайно признательна.

   – Не стоит благодарности, – слегка озадаченно пробормотал Алехандро.

   Улыбка на его физиономии заиграла, как гармошка: то растягивалась во всю ширь, то сужалась до затаенной усмешки. Очевидно, кикимора с царственными манерами смотрелась смешно.

   – Сумочка лежит на переднем сиденье, – глядя на откровенно потешающегося мачо исподлобья, сообщила я.

   – Я найду, – пообещал он и вылез из машины.

   «Так, а теперь быстренько осматриваемся и пытаемся понять, с кем мы имеем дело!» – скомандовал внутренний голос.

   Алехандро преодолевал уличные лужи длинными грациозными прыжками – неуклюжие пешеходы из детской песенки могли бы обзавидоваться. Под тонким облегающим джемпером выразительно шевелились лопатки и всякие разные симпатичные мускулы, названия которых я не знаю, но наличие их у мужчин ценю высоко.

   «Смотри-ка, ловкий! – одобрительно заметил внутренний голос. – И фигура у него ничего!»

   – Ничего особенного, – буркнула я сугубо из вредности. – Видали и получше! Дениска поинтереснее будет!