На сердце без тебя метель... (СИ)

— Только о нем и остается молить нынче, — ответила она без лукавства и повернулась к Дмитриевскому, чтобы заглянуть в его глаза, в которых плясали огоньки свечей. И отчего-то даже голова пошла кругом — от духоты ли, образовавшейся после службы, или от запаха ладана, такого явственного в морозные дни. Зато страх, который не покидал Лизу с самой ночи, отступил, словно испугавшись стоявшего возле нее высокого мужчины и оставив вместо себя волнение и неожиданное желание быть рядом с этим человеком… так и стоять… всегда…

Дмитриевский вдруг протянул ей руку ладонью вверх, и Лиза буквально вспыхнула при виде этого знакомого жеста. И уже не было желания воспротивиться или сбежать, напротив, ее хрупкая ладошка практически сразу утонула в его широкой ладони.

— Отцу Феодору так и не довелось свести с вами знакомство, как с новой прихожанкой его вотчины, — произнес Александр, и она не смогла скрыть разочарования от его реплики, сама не понимая природу своих смешанных чувств. И покраснела, понимая, что вложила руку в его ладонь еще до того, как он сказал, что будет ее провожатым.

Отец Феодор, которого Лиза могла скорее представить в форме офицера, судя по его осанке, чем в облачении священнослужителя, беседовал на крыльце храма с Пульхерией Александровной, забавно качающей головой в такт его словам. Улыбка священника, обращенная к Лизе, была подобна тем, что дарит с икон молящимся образ Христа, а когда он взял ее ладони в свои руки, словно почувствовав смятение в ее душе и желая поддержать, Лиза едва сдержала слезы. Захотелось тут же упасть перед ним на колени, прижаться губами к подолу рясы, потому как недостойна она касаться поцелуем его руки и открыть ему свою душу.

— Удивительный человек, — это были первые слова, произнесенные Лизой, когда их маленькая компания покинула церковный двор.

От деревянной церквушки до усадебного дома было около трехсот шагов через парк по широкой дороге. К тому моменту серость утра сменилась ясным голубым небом над головой, так похожим на летнее с его белоснежными лентами облаков. Мороз ласково покусывал щеки и нос. Воздух был наполнен удивительным ароматом зимнего леса, и хотелось задержаться на прогулке подольше, насладиться красотой и благостью этого тихого утра.

Лиза знала, что Дмитриевский пришел в церковь пешком, потому и попросила у Пульхерии Александровны разрешения прогуляться подле саней подобно ему, а не ехать до усадебного дома. Та поколебалась для вида, но все же согласилась, заявив, что «если б не Alexandre, то ни в жизнь бы не позволила такого безрассудства».

Медленно переступала ногами лошадь, таща за собой сани с закутанной полостью едва ли не до подбородка Пульхерией Александровной. За санями шла Лиза в сопровождении Ирины, улыбающейся до самых ушей оттого, что ей скоро предстоит ехать с барышней на бал, чтобы служить той в доме губернского предводителя. А замыкал шествие Дмитриевский, отставший от девушек на несколько шагов.

Лиза не могла не оглянуться на церковную паперть, с которой им вслед смотрел отец Феодор. Своим взглядом он словно просил ее одуматься — вернуться к свету, доброте и правде. И каждый шаг к усадебному дому был словно шаг к темноте, в которую она погружалась, как в трясину.

— Да, удивительный человек, — граф, поравнявшись с Лизой к тому моменту, тоже оглянулся на священника, застывшего на крыльце. А потом проговорил с легкой насмешкой в голосе:

— Многие прихожанки отца Феодора согласятся с вами. Их число выросло в разы с тех пор, как он стал главой причта.

Лиза бросила на него раздраженный взгляд и зашагала прочь, злясь на себя, что заговорила с ним первой.

Этим утром она впервые встретила Дмитриевского после того памятного завтрака. Более увидеться им не довелось даже за трапезами, которые накрывали для обитателей усадебного дома в малой столовой. Кузен же его — Василь — напротив, видимо, решил сделаться тенью Лизы и при любой возможности везде и всюду следовал за ней. Садилась ли она за рукоделие вместе с Пульхерией Александровной в салоне или читала той выпуски «Дамского журнала» князя Шаликова, Василь неизменно занимал место в отдалении и мог просидеть так несколько часов кряду. Выходили ли женщины на короткую прогулку в парк или сидели в оранжерее, вдыхая удивительный аромат цветов и наслаждаясь возможностью шагнуть из зимы в лето, он был подле них, стараясь развлечь разговором.

— Доколе вы будете следовать за мною? — накануне вечером вдруг не выдержала Лиза, на миг даже выбив Василя из привычного образа своей прямотой. Впрочем, он тут же овладел собой и, улыбаясь, ответил:

— Покамест не получу ваше прощение за то злополучное утро. Я был… м-м-м… несколько нездоров, оттого и грубость моя… Простите меня великодушно, Лизавета Петровна! Такая прелесть ангельская не может долго зла таить. Простите грешного!

— D’accord^[52], — кивнула тогда Лиза, с трудом сдерживая улыбку.