На Север за чудом

На последнем, завершающем круге скакавший позади всех наездник – молодой обнажённый по пояс парень – внезапно разогнал своего жеребца, обходя соперников одного за другим. Вот он уже посередине скачущих – плотно обхватил коня ногами, точно слившись с ним в единое целое, вот настигает передовых, вот мчится рядом с первым из них, и кажется, что серый жеребец летит, не касаясь копытами земли. Однако второй всадник не намерен был сдаваться – его конь припустил ещё быстрее; соперники с двух сторон приблизились к столбу – и последним отчаянным рывком серый скакун вынес всадника на пару шагов вперёд. Видно было, как он, проносясь мимо знака, наотмашь хлопнул по нему левой рукой – и в тот же миг народ на склонах разразился радостными криками.

Всадники один за другим останавливали коней и спешивались; пришедший вторым дружески обнял победителя.

– Братья Ярвеля, – пояснил Тиэра. – Они лучшие лошадники в наших краях. Средний наконец-таки обскакал старшего! Видишь, приберёг силы к концу-то! Я сразу заметил.

Тем временем зрители обступили всадников. Антеро увидел, как победителя стали качать на руках.

– Элакоон[29] Урхо Ярвеля! Да здравствует Всадник Укко! – кричали саво. Состязание завершилось; шумной толпой направились люди обратно в село – продолжать праздник.

Среди всеобщего радостного гула внимание Антеро привлёк спор двух человек. Первый из них – степенный, богато одетый – был либо зажиточным хуторянином, либо исанто небольшого селения. Его неторопливые веские слова складывались в речь, словно валуны в ограду, о которую разбивался бурный поток слов второго – порывистого громкоголосого парня. Не заметить его было невозможно – даже на фоне своих сородичей молодой лесовик смотрелся необычно. Простые белые одежды, лишённые яркого убранства, местами успели потемнеть – с начала праздника их хозяин уже немало посидел и повалялся на земле. Светлая борода, обрамлявшая круглое лицо неровными клочьями, не срасталась на подбородке, оставляя его безволосым. Из двух длинных кос у висков одна была помятой и растрёпанной, точно старый веник, другая же, наоборот, – тугой и гладкой, с вплетённой в неё синей ленточкой – знаком верности лесной хозяйке Миэлликки. Антеро понял, что перед ним метсямиес – охотник из числа тех, что живут в лесу почти безвылазно, кормясь силками да стрелами. В споре молодой горячился всё сильнее, чем заметно забавлял своего собеседника.

– Кто этот, который горланит? – спросил Антеро у Тиэры.

– Который? А, этот! – присмотрелся Тиэра. – Кауко Ахтинен, смех народа саво.

– Почему смех?

– А непутёвый. Живёт он один в лесу, охотится да рыбу ловит, иногда продаёт пушнину в Виипури. Ещё работает на поле у нашего исанто, а тот платит ему зерном – своего поля Кауко не держит. Любит он пиво и девушек, оттого многие хозяева ему ох как не рады – даже на двор не пускают. Ещё Кауко много хвастается и часто поднимает шум – всё потому что непутёвый. И сейчас, видишь, с соседом спорит. Вот тебе, к слову, живой Лемминкяйнен, и никаких рунопевцев не надо.

– О нём тоже слагают руны?

– Не то чтобы руны, а вот в истории попадает часто да сам про себя байки рассказывает. Взять хоть эту: прошлый год заперся Ахтинен в своей лесной лачуге, да так, что месяц без малого не было его ни видно, ни слышно. Ворожил-ворожил себе чего-то, а потом вышел к людям в Савонкоти – пьяный да счастливый, а под мышкой принёс крестовый лук собственной работы.

– Какой-какой?