На севере диком

Он подвел машину к тому месту, откуда начинался страшный путь, и остановился. Лежневка мягко опустилась, ушла под воду, желтые пузыри весело закружились на том месте, где исчезла дорога. Вода подбежала к самым колесам; мокрые баллоны отразились в ней вместе с облаками.

— Не поеду, — сказал Мишка, вылезая из кабины. — Я не водолаз. Слетишь с машиной в болото.

Подошел Корнев.

— Боишься? Сам вызвался. Никто не тянул.

Мишка угрюмо блеснул сумасшедшими цыганскими глазами. Инженер! Герой! Вот сейчас наломаем тебе дров. Стоит над душой, издевается! «Боишься». Верно, никто Мишку за язык не тянул, сам сказал: «Разрешите первому проехать?» Затаив черную мысль, сказал. Знал: если сорвется машина, инженеру по шапке накладут. Черная мысль — угробить инженера — точила озлобленное ревностью Мишкино сердце.

Мишка взглянул назад. На разъездной площадке ожидали еще три машины. Около будки стоит Женя. Когда она успела выписаться из больницы? Рядом с ней — Марина в своем красном платье и черном жакете. Пришла посмотреть? Ну, хорошо. Смотри. Смотри, как полетит твой герой, — куда ордена, куда чего! Смотри, Женька, смотри, когда человек своей жизни не рад.

— Ну, поехали? — спросил инженер.

Он по воде обошел машину и сел в кабину. Мишка решительно уселся за руль и выжал сцепление. Дал скорость. Рванул машину. Держись, тридцатка, едем к черту на рога!

Зашумела под колесами вода, молоденькие елочки, качая зелеными лапками, указывали путь. Мишка — опытный шофер, он всегда чувствовал дорогу так, словно не в кабине сидел, а босиком по ней шел. Злоба постепенно угасала в нем, будто ее захлестнула вода, бегущая перед колесами. Лежневка уходила в воду, мягко ложась на грунт, и машина шла по ней как обычно. Ничего сверхъестественного, не страшней, чем через лужу переехать. Мишка с уважением покосился на инженера. Придумал, черт башковитый! Недаром ему орденов понавешали. Наверное, такое выдумывал, что немцы на том свете сидят и до сих пор удивляются.

Злясь на свои мысли. Мишка утешался тем, что по такой лежневке гробануться может только шофер, не уважающий себя.

А в общем, леший их всех дери, с их любовью! Фашистам все равно дыханья остается на один глоток. А там — дорога у Мишки широкая. Пусть пропадают в этой тайге!

— Ну? — спросил Виталий Осипович. — Страшно?

Мишка угрюмо промолчал.

Стоя на лесобирже под погрузкой, они покурили. Бригадир грузчиков спросил, не довольно ли класть: дорога непривычная.

Виталий Осипович не ответил, давая слово шоферу. Мишка презрительно блеснул глазами.

— Давай полный воз!

У пятой диспетчерской их встретили с радостным волнением, какое наступает вслед за напряженным ожиданием. Шоферы успели поспорить на интерес. Проигравшие, обрадованные не меньше, чем выигравшие, вытряхивали кисеты — спорили на табак.

Потом водители сели на свои лесовозы и один за одним поползли по водяной глади.

Корнев ушел в диспетчерскую. По телефону он докладывал в леспромхоз, что все благополучно, что риск вполне подтвержден опытом, что первый провел машину Баринов и его надо премировать, потому что он вообще парень толковый, таких бы побольше, — настоящий таежный шофер.

Мишка слушал и думал: «Черта с два, так я и остался здесь, по дешевке не купите». Интересно, что еще скажут о нем? Но в это время подошла Женя.

— Ну, здравствуй, герой!

— Здравствуй, — задохнулся он.

— И — до свиданья! — засмеялась она, но, заметив его недоуменный взгляд, пояснила: — Ну, конечно. Тебе на лесозавод, а я тут останусь. У меня перемена в жизни. Я теперь в дневную перешла. Ты — тоже. Будем часто встречаться.

Но она так ясно, так дружески спокойно смотрела на него, что Мишка понял: ему-то никаких перемен ждать не приходится.

ПОЧЕТНЫЙ ГОСТЬ

Как и предсказывал Иван Петрович, знамя ему привезли. Красное переходящее знамя треста, отобранное в свое время соседним леспромхозом, снова вернулось на прежнее место.

Привез его прославленный лесоруб Мартыненко со своим звеном. Приехали они к вечеру и, прежде чем отдать знамя, пожелали посмотреть хозяйство.

Маленький, коренастый, плечистый Мартыненко имел вид чрезвычайно задорный и совсем не походил на побежденного. Шагая рядом с Дудником по лежневке, он заносчиво спрашивал:

— Сколько же у него в звене народу, у этого Ковылкина?

Ему ответили. Он недоверчиво глянул на Ивана Петровича, наткнулся на спокойную усмешку и сразу поверил:

— Молодец. С троими управляется.

Встреча двух знаменитых лесорубов на лесосеке не отличалась торжественностью. Собственно, никакой особенной встречи и не было. Отделившись от своей свиты, Мартыненко подошел к работающему Ковылкину, постоял, посмотрел, как пилит тот, и сказал:

— Здорово, Тарас.

Не поднимая головы и продолжая пилить, Тарас ответил:

— Здравствуй, Иван.

Тарас положил сосну, перешел к другой. Мартыненко одобрительно крякнул — так точно она упала — и последовал за лесорубом. Постоял, посмотрел, как упала с прежней точностью вторая сосна, третья, и ушел к своим. Те смотрели, ничем не выдавая своего отношения к событиям, бесстрастные, как послы на дипломатическом приеме.