На шхерахъ

— Да, сказку. Ну, напримѣръ, о малъчикѣ-съ-пальчикъ. Разскажи, я тебя очень объ этомъ прошу.

Проповѣдникъ снова сѣлъ. Увидѣвъ, что больной проситъ совершенно серьезно, онъ согласился и сталъ разсказывать.

Боргъ слушалъ очень внимательно. Но когда проповѣдникъ, вѣрный своему обыкновенію, хотѣлъ вывести нравоученіе, больной его перебилъ и просилъ держаться текста.

— Какъ хороши старыя сказки. Какъ будто отдыхаешь, погружаешься въ воспоминанія о тѣхъ временахъ, когда самъ былъ маленькимъ звѣркомъ, безсмысленнымъ. А теперь прочти мнѣ Отче нашъ.

— Но ты же не вѣришь.

— Нѣтъ. Но это тоже хорошо. Когда приближается смерть и идешь уже назадъ, тогда начинаешь любить старину и дѣлаешься консервативнымъ. Прочти Отче нашъ. Ты получишь мое наслѣдство и твою долговую расписку, если прочтешь.

Проповѣдникъ минуту колебался, потомъ началъ молиться.

Больной безмолвно слушалъ. Ботомъ губы его зашевелились, и онъ сталъ вслухъ повторять вслѣдъ за проповѣдникомъ слова молитвы.

Когда они кончили, проповѣдникъ сказалъ:

— Какъ хорошо молиться.

— Да, это какъ лекарство. Старыя слова будятъ воспоминанія и укрѣпляютъ, какъ они нѣкогда укрѣпляли человѣка, который искалъ Бога внѣ себя. А ты знаешь, что такое Богъ? Это точка опоры, которая нужна была Архимеду для того, чтобы перевернуть весь міръ. Это магнитъ, который, но представленію людей, заложенъ въ землѣ, и безъ котораго немыслимо объяснить движенія магнитной стрѣлки. Это эѳиръ, который надо выдумать, чтобы заполнить пустоту. Это молекула, безъ которой химическіе законы были бы чудомъ. Дай мнѣ еще какую-нибудь гипотезу, а главное точку опоры внѣ меня, ибо я погибаю.

— Хочешь, я буду говорить тебѣ объ Іисусѣ? — спросилъ проповѣдникъ, думая, что у больного лихорадочный бредъ.

— Нѣтъ, не объ Іисусѣ. Это и не сказка, и не гипотеза...

— Только не кощунствуй, — перебилъ его проповѣдникъ и поднялся, чтобы уйти.

— Не уходи, не уходи, — воскликнулъ боль-

ной. — Возьми меня за руку. Я хочу слышать твой голосъ. Говори, о чемъ хочешь. Читай мнѣ календарь или что-нибудь изъ библіи. Мнѣ все равно. Надо прогнать Horror vacui — страхъ передъ пустотой.

— Вотъ видишь, ты, значитъ, боишься смерти?

— Да, конечно, боюсь, какъ боится ея все, что живетъ на землѣ. Ничто живое не жило бы, если бы не имѣло страха смерти. А суда я, знаешь, не боюсь. Твореніе судитъ творца, а я вѣдь не самъ себя создалъ.

Проповѣдникъ всталъ и быстро ушелъ.

* * *

Наканунѣ сочельника была буря, и Боргу всю ночь слышалась пушечная пальба и вопли о помощи. Утромъ онъ вышелъ изъ дому по свѣже выпавшему снѣгу. Небо было черно-синее какъ листовое желѣзо, валы выбрасывались на берегъ, а буй непрерывно вылъ, какъ бы призывая на помощь.

На юго-востокѣ онъ увидѣлъ большой черный пароходъ. Подводная часть, выкрашенная въ ярко красный цвѣтъ, сверкала, какъ кровавая рана. Труба съ бѣлымъ ободкомъ была разбита и лежала на боку. На мачтахъ и реяхъ висѣли темныя фигуры людей, извивавшіяся, какъ черви на крючкѣ удочки. Изъ пробоины въ средней части судна волны уносили тюки товаровъ, пакеты, узлы, коробки, картонки. Тяжелыя вещи тонули, а легкія по волнамъ плыли къ берегу.

Равнодушный къ судьбѣ терпящихъ бѣдствіе, какъ это и вполнѣ естественно для человѣка, считающаго счастьемъ умереть, Боргъ пошелъ по берегу къ мысу, гдѣ былъ холмъ съ крестомъ. Тамъ волны шумѣли сильнѣе, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ, а по зеленымъ волнамъ къ этому мѣсту плыли страннаго вида и цвѣта предметы, надъ которыми съ дикимъ крикомъ кружились чайки, какъ будто обманутыя въ своемъ жадномъ ожиданіи добычи.

Присмотрѣвшись въ страннымъ предметамъ, подплывавшимъ все ближе и ближе, онъ увидѣлъ, что они были похожи на маленькихъ, очень изящно одѣтыхъ дѣтей. Одни были съ свѣтлыми локонами, другіе съ темными, съ бѣлыми и розовыми щеками. Ихъ большіе широко открытые глаза были устремлены къ темному небу, неподвижные и не мигающіе. Но когда они были уже совсѣмъ близко у берега, онъ замѣтилъ, что нѣкоторыя. качаясь на волнахъ, двигали глазами, какъ бы подавая ему знакъ, чтобы онъ ихъ спасъ. Слѣдующая волна выбросила ихъ штукъ пять на берегъ.

Упорное желаніе имѣть ребенка такъ прочно засѣло въ его больномъ мозгу, что ему и въ голову не приходило, что это куклы, которыхъ запоздавшій, разбитый пароходъ везъ къ рождественскому базару. Онъ взялъ на руки подкидышей, которыхъ ему подарила великая мать-море. Прижимая своихъ мокрыхъ пріемышей къ груди, онъ поспѣшилъ домой, чтобы ихъ обсушить.

У него нечѣмъ было развести огонь, такъ какъ люди заявили, что у нихъ нѣтъ дровъ для продажи. Самъ онъ не чувствовалъ холода, но его рождественскіе гости должны быть въ теплѣ. Недолго думая, онъ сломалъ полку для книгъ, зажегъ яркое пламя въ каминѣ, придвинулъ къ огню диванъ и посадилъ передъ огнемъ своихъ дѣтей.

Они не могли высохнуть одѣтыя, и онъ сталъ ихъ раздѣвать. Увидѣвъ, что это все были дѣвочки, онъ оставилъ ихъ въ рубашечкахъ.

Потомъ онъ вымылъ имъ губкой ножки и ручки, причесалъ, снова одѣлъ и уложилъ спать.

Ему казалось, что у него въ домѣ гости. Онъ ходилъ на цыпочкахъ, чтобы ихъ не разбудить.