На школьном дворе

– Так, Егор. А когда вы из класса вышли?

– Как толкучка в дверях кончилась, так мы и вышли.

– А куда потом Мокеева делась?

– Ну, как – куда? За ворота.

– А ты?

– И я тоже – за ворота. Только Мокеева налево пошла, а я – направо.

– Задачка! – проворчал Федор Болиславович.

– Почему – задачка? – не понял директор.

– А может, Мокеева потом вернулась в школу, чтобы подобрать записки?

– Вопрос серьезный, – согласился директор. – Кто-нибудь видел, как Мокеева вернулась в школу?

Все молчали, но Зырянова подняла тоненькую руку, которая смешно высовывалась из рукава отцовского пиджака.

– Садись, Егор. Давай, Зырянова, говори! Томка встала. Она поглядывала то на директора, то на Луизу. Та сидела насупившись, машинально разгребая дубинкой щепки возле своих ног.

– Данила Акимович, я могу сказать, что, по крайней мере, полчаса, после как окончились занятия, Мокеева в класс не заходила, вот! – Она умолкла и посмотрела маленькими темными глазками на своих сообщников точно так же, как смотрел недавно на них Хмелев: я, мол, свой нравственный долг выполнила, теперь делайте со мной что хотите. Но сообщники смотрели на Томку не враждебно, а просто с большим любопытством.

– Интересно! – заметил директор. – А у тебя какие основания, чтобы так утверждать? Томка проглотила слюну.

– Основания... основания у меня такие. Мы с Милой Вологодской договорились вместе на берег пойти. Она выскочила, когда другие рванули, и нет ее... Я вышла в коридор – там тоже нет, коридор уже пустой... В класс на всякий случай опять заглянула – там Раиса Петровна одна.

– Так-так! А ты больше Раису Петровну не видела?

Томка помолчала немного.

– Видела.

– Когда видела?

– Понимаете... я не сразу ушла. Я сначала по раздевалке немного походила и там Раису Петровну встретила.

– Откуда она шла?

– Сверху. Со второго этажа...

– А что, она домой пошла или в учительскую? Томка опять помолчала немного.

– Она... она к вам пошла, – громче чем обычно, словно догадавшись о чем-то, сказала она и повторила еще громче: – К вам в кабинет пошла.

Глава 8

Солнце уже совсем закатилось, но полная темнота так и не наступила, ведь приближалось лето. Директор мог видеть лица всех заговорщиков, сидевших по обе стороны от него. Кто-то попытался улыбнуться, кто-то переглядывался друг с другом, но лица у всех были напряженными. Когда Томка закончила давать свои показания, кто-то закашлялся, а еще кто-то шепнул ему:

– Да тише ты!

– Спасибо, Зырянова, садись, – сказал Данила Акимович. – Вызывается свидетельница Раиса Петровна Борисова.

На этот раз никто не улыбнулся, когда директор назвал учительницу "свидетельницей". Молоденькая учительница встала.

– Скажите, Раиса Петровна, что вы делали в классе после того, как все оттуда ушли?

Раиса Петровна ждала этого вопроса, поэтому отвечала твердо, без малейшей запинки.

– Сначала я убрала в портфель тетради, – сказала она и на секунду умолкла, чтобы директор задал ей следующий, заранее известный ей вопрос. Он тут же последовал:

– Потом?

– Затем присела на минутку и стала думать, почему Мокеевой бросают какие-то записки. И еще о том, почему Мокеева вчера эти записки читала и рвала, а сегодня даже не поднимала.

– Ив тот момент, когда вы думали, в класс заглянула Зырянова?

– Кто-то заглянул, но я не обратила внимания кто.

– А когда Зырянова ушла, что вы делали?

– Я собрала эти записки... – Тут учительница немного запнулась. – Я, конечно, понимаю, что чужую переписку читать... – Раиса Петровна опять умолкла, но ей пришел на помощь Федор Болиславович.

– Да какая же тут переписка, если одни кидают записки, а она их читать не желает. Раиса Петровна благодарно кивнула.

– Вот именно! Я так и подумала. И прочитала эти записки.

– А потом? – спросил в мертвой тишине директор, и в его голосе появилась несвойственная ему жесткость.

И в тон директору звонко и жестко отчеканила Раиса Петровна:

– А потом, Данила Акимович, вы сами знаете: я пришла к вам и показала вам эти записки.

Учительница замолчала. Молчали Данила Акимович с Федором Болиславовичем, молчали и все остальные. Луиза сидела, закусив нижнюю губу, и было видно, как, стекая рядом с ее носом, поблескивая в сумерках, капают редкие, но крупные слезы.

– Я могу быть свободна? – спросила наконец учительница.

– Да нет, свидетельница. Еще несколько вопросов. Директор отметил, что, хотя он продолжает называть учительницу "свидетельницей", ни у кого даже тени улыбки не появилось на лице.

– Вы помните, товарищ Борисова, о чем я вас спросил, когда прочел записки?

– Вы спросили, кто эти записки написал, – твердо и громко ответила Раиса Петровна.

– А вы что ответили?

– Я сказала, что заметила только восьмерых... кто бросал записки. Остальных не заметила.

– А я что сказал?

– А вы сказали, чтобы я этих восьмерых прислала завтра к вам в кабинет.

– Спасибо, свидетельница! Вы свободны. Раиса Петровна вернулась на свое место, а директор встал.

– Теперь вопрос ко всем: что я ответил на вопрос Гриши Иннокентьева: откуда, мол, вы узнали, кто какую записку написал?

Подняли руки все восемь "писак", но директор смотрел только на Иванова. Тот встал.