Беспорядок усилился до такой степени, что одиннадцать дней спустя убийца 2 декабря отправил следующую телеграмму:
17
августа, 7 часов утраИмператор – мэру Этена
Есть ли у Вас известия об армии?
Наполеон
Наполеон III, этот новоявленный Субиз [31]
, искал свою армию. Он дошел до того, что вынужден был расспрашивать какого-то мэра, нет ли у того новостей из армии. Так рушился в обстановке беспечности и позора режим, который начал с насильственного уничтожения демократических свобод и который, увы, слишком долго пользовался доверием народа, связавшего свою судьбу с судьбой человека, считавшегося спасителем родины, но ставшего ее губителем.Подобно тому как «герой» 18 брюмера окончил свою карьеру при Ватерлоо [32]
, «герой» 2 декабря вскоре должен был окончить свою карьеру при Седане.С самого начала военных действий французская армия потерпела ряд серьезных поражений при Виссамбуре и Фрешвиллере (Верте), где Мак-Магон позволил разбить себя. Эмиль Золя в своем романе «Разгром» нарисовал впечатляющую картину беспечности, царившей в армии, неподготовленности, которая сказывалась во всех деталях, «навыков Алжирской войны», характерных для императорской армии. Впрочем, все армии, привыкшие сражаться против безоружных колониальных народов, неспособны противостоять военным силам, равным или превосходящим их по численности и вооружению.
В то время как маршал Базен, «прославившийся» в Мексике, позволил окружить себя в Меце, где он собирался так цинично изменить родине, Наполеон III решил отвести Шалонскую армию к Парижу. Императрица, назначенная регентшей, была убеждена, что возвращение ее мужа в столицу вызовет там взрыв революции, и потому посоветовала императору двинуться с Шалонской армией на помощь Базену.
Фридрих Энгельс так описывал 8 августа 1870 года ведение войны французами:
«Французская армия утратила всякую инициативу. Ее передвижения диктуются не столько военными соображениями, сколько политической необходимостью. Армия в 300 000 человек находится почти на виду у противника. И если она должна в своих передвижениях руководствоваться не тем, что делается в неприятельском лагере, а тем, что происходит или может произойти в Париже, то она уже наполовину разбита» [33]
.Все это должно было завершиться поражением при Седане, где Наполеон III капитулировал и сдал немцам армию в 100 тысяч человек [34]
. Таким образом, позорная капитуляция при Седане привела к крушению императорского режима, рожденного преступным переворотом 2 декабря 1851 года.Среди причин поражения Франции численное превосходство неприятеля имело гораздо меньшее значение, чем бездарность французского командования и его состояние дезорганизации армии, которое допустило правительство. К тому же коррупция, столь характерная для Второй империи, царила как в области военного снабжения, так и в других областях. И если солдаты не были обеспечены ни продовольствием, ни боеприпасами, то это не значит, что поставщики армии не получили денег за поставки – независимо от того, были они осуществлены или нет.
Понятно, что в первые дни войны императорская власть старалась скрыть правду. Биржевые спекулянты Парижа даже неплохо заработали, пустив в начале августа слух о решающей победе Мак-Магона. Поэтому последовавшее за этим как роковое возмездие сообщение о поражении произвело крайне удручающее впечатление на население, ненависть которого к императорскому режиму нарастала с каждым днем.
6 и 7 августа, несмотря на войну, состоялись муниципальные выборы. Республиканцы одержали победу в таких крупных городах, как Лион, Марсель, Гавр, Сент-Этьенн, Бордо, Тулуза и т. д. Императорскому правительству внушали тревогу главным образом рабочие Парижа, ибо депутаты-республиканцы, боявшиеся народа, старались осуществить «священное единение» с правительственным большинством.
Уже 7 августа, после того как французская армия потерпела тяжелое поражение при Рейхсгофене, вопрос о смене правительства обсуждался не только Законодательным корпусом, но и общественным мнением Франции. В то же время гнев народа против империи продолжал нарастать.
8 августа кабинет Эмиля Оливье уступил место кабинету генерала Кузена-Монтобана, графа Паликао. На следующий день, 9 августа, когда новое правительство представлялось Законодательному корпусу, тысячи манифестантов толпились на площади Согласия. Эти манифестанты, большинство которых принадлежало к рабочему населению столицы, требовали провозглашения республики. Громко требуя провозглашения республики, они направились к Законодательному корпусу, но отряды кавалерии преградили им путь.
Однако депутаты-республиканцы, находившиеся в здании Законодательного корпуса, не спешили, как рабочие-манифестанты, с провозглашением республики. Но империя уже была обречена. Эжен Варлен, который перебрался в Брюссель, чтобы не попасть в руки императорской полиции (после того, как он был осужден как один из руководителей французских секций Интернационала), задавал себе вопрос, что происходит в Париже. Он писал: