На сияющих вершинах

А отношение к нему Анны изменилось после одной из поездок на платформе. Он, как всегда, стоял рядом с ней у борта, негромко рассказывая какую-то историю, которых у любого журналиста в избытке. Анна рассеянно смотрела на тянущиеся за бортом ряды подросших и окрепших "блинчиков" и слегка улыбалась не очень веселой улыбкой. Внезапно в ним повернулся парень с жирными, словно вымазанными маслом волосами и заведенной здесь, на сельхозработах, жидкой бороденкой. Одет был парень в салатного цвета куртку со множеством карманов и карманчиков, закрытых на "молнии" и кнопки, широкие синие шаровары "а-ля запорожский казак", на ногах имел добротные кроссовки из телевизионной рекламы фирмы "Рибок", а на шее разноцветный узкий ошейник, явно связанный кем-то из женской части "ограниченного трудового контингента". Раза два или три видел его Белецкий в той, прежней жизни, у винного отдела гастронома да у бочки с пивом, что все лето проторчала на пустыре, а уже здесь услышал, что парня называют то "Киней", то "Халявщиком".

- Слышь, чувак, - сказал Киня-Халавщик, обращаясь к Виктору, но глядя при этом на задумчивую Анну, - ты вот эти разговоры разговариваешь каждый день, ты уже достал своими разговорами, слышь? Ну че ты к солнешке этой привязался со своими разговорами? Ты че, радио, что ли, или телевизор? Ну че ты ей вкручиваешь, дядя? Небось, жинке такое не вкручиваешь, небось, жинку-то так не достаешь.

Белецкий никогда не отличался хорошей реакцией. Он относился к числу представителей того самого "остроумия на лестнице", когда удачный ответ приходит в голову слишком поздно. Не на месте события, а именно на лестнице, когда уходишь без слов, а в пространстве между пятым и четвертым этажом тебя вдруг осеняет - но поздно уже вернуться и отбрить обидчика, потому что дорога ложка к обеду и дорого слово к месту; а возвращаться и метко отвечать - бессмысленно, потому что там, в компании, уже забыли о том, что говорилось пять минут назад.

Пока Белецкий соображал, что ответить, Киня-Халявщик нехорошо ухмыльнулся и добавил:

- Ты или займись девушкой по-серьезному, а не разговорами, или отвали, дай другим заняться. Такой товарец пропадает!

Больше он сказать ничего не успел, потому что после неожиданного удара Белецкого отшатнулся к борту и свалился с платформы, зацепив ногой громко захрустевший "блинчик". Платформа тут же остановилась и Халявщик забрался обратно, громко обещая расправиться с Белецким, но его быстро утихомирили.

- Получил - и поделом тебе, поделом! - затараторила бойкая женщина, стоящая рядом с испуганной Анной. - Чего к людям пристаешь? Совсем совесть потерял!

Ее поддержали другие, Петрович призвал соблюдать дисциплину, широкоплечий бородач посоветовал Кине не лезть не в свое дело - и Киня умерил свой пыл, хотя и пробурчал что-то насчет того, что обломает Белецкому рога.

Инцидент не получил никакого продолжения, но Анна теперь старалась проводить время в обществе Белецкого, полагая, наверное, что он сможет защитить ее от приставаний.

Вот так и вышло, что в своей березовой роще Виктор все чаще бывал вместе с Анной. Временами и он заходил к ней в гости, и они гуляли возле ее дома, который стоял рядом с песчаным пляжем, полукольцом огибающим морскую бухту со спокойной прозрачной водой...

8

Солнце уже скрылось за лесом, в наступивших сумерках белели стволы берез.

- Как здесь тихо, - задумчиво сказала Анна. - Закат погас - и все замерло.

- Я сижу один. Закат погас... - медленно начал Белецкий. - В дверь души стучатся в поздний час путники, окутанные тьмой: неосуществленные надежды с болью возвращаются домой...

- Ух ты! - Анна посмотрела на него с уважением. - Сам сочинил?

Белецкий засмеялся.

- Нет, что ты, это до меня сочинили. Тагор.

- Тагор... - Девушка пожевала травинку. - Что-то, кажется, слышала. Из древних, да?

- Да уж не так, чтобы из очень... - Белецкий вздохнул. Анна была представительницей нового поколения, которое выбирало не Тагора, а "Пепси". - Впрочем, я тоже что-то такое пытался изобразить в молодые годы. - (Не мог он удержаться от желания слегка распустить перья перед девчонкой, пусть даже и не без иронии над собой.) - Помню, закату тоже уделял внимание. "В небе закат догорал... Молча поля засыпали... Птицы ночные летали... м-м... Грустный мотив умирал... Шел, одинок и устал, музыку слушал печали... Мглою окутались дали - смерть начала карнавал..." И так далее, строф десятка полтора, не меньше. - Белецкий на некоторое время погрузился в воспоминания и вдруг встрепенулся. - Между прочим, сейчас вот вспомнил несколько своих строк, тоже давних, и, по-моему, вполне могу потягаться с Нострадамусом. Вот, послушай: "И возникнут у края - В урочный час. Пусть забирают - Нас"... Как тебе? Чем тебе не пророчество? Край - это ведь та самая окраина городская, откуда нас умыкнули.

- Господи! - Анна поежилась. - Нашелся Нострадамус на наши головы. Ну скажи, Витя, ну что они такие, ну сколько это еще будет продолжаться? Голос ее задрожал. - Почему они нам ничего не объясняют?