На скалах и долинах Дагестана. Герои и фанатики

— Ах вы, дьяволы, — погрозил им кулаком Силантий, — еще и зубы скалите. Говорят вам, набросьте на спину рядно какое-нибудь, анафемы!

Силантий говорил по-татарски довольно сносно, пересыпая свою речь русскими и татарскими ругательствами, но мюриды не обижались на него. Все их помыслы были теперь устремлены на пушку, и они с нетерпением ожидали дальнейших опытов. Кто-то принес лохмотья, обильно смоченные водой, и набросил их на плечи Силантия. Прикосновение холода на несколько минут уменьшило боль. Силантий вновь приблизился к орудию.

— Ну, черти, беритесь, что ли! — обратился он к обоим юношам; те неумело и торопливо сунулись к снарядам.

— Не так, — поучал их Силантий, — не спеши… поспешишь — людей насмешишь… Чого ты пороха-то жалеешь, сыпь еще… еще сыпь… ну, вот, довольно… аль еще немножко подбавить… хорошо, будет!

— Послушай, — обратился к Силантию Шамиль, все время с внимательной недоверчивостью присматривавшийся ко всем действиям солдата, — для чего так много пороха? Первый раз ты взял гораздо меньше.

— Оттого и не долетало, что мало взял, — уклончиво отвечал Силантий, избегая испытующего взгляда Шамиля.

— А если орудие разорвет? — допытывался имам.

«Ишь, дьявол, догадливый, — усмехнулся про себя Силантий, — один умнее всей этой оравы».

— Не беспокойся, пресветлый имам, орудие не ружье, — поспешил он успокоить Шамиля, — ишь, стенки какие здоровые, выдержат.

Шамиль сомнительно почмокал губами, но промолчал, однако на всякий случай отодвинулся подальше.

Когда все было готово и один из беков с неумелой осторожностью взял в руку горящий фитиль, имам еще раз обратился к Силантию и, глядя пристально ему в лицо, произнес многозначительно:

— Гяур, еще не поздно; если ты задумал что-либо нехорошее, сознайся и исправь свою ошибку. Горе тебе будет, ежели орудие разорвет, я прикажу замучить тебя. То, что ты только что перенес, — детская забава в сравнении с теми муками, которые ждут тебя в случае измены.

Силантий вторично не мог не подивиться сообразительности Шамиля, однако смело выдержал упорный взгляд имама и, не колеблясь, отвечал:

— Прикажи стрелять, имам.

— Хорошо, — ответил тот коротко. — Эй! — обратился он к мюридам. — Отведите его подальше в сторону и караульте получше, а вы, — глянул он на беков, — делайте свое дело, и да поможет вам Аллах.

Юноша-бек с фитилем в руке, прищурившись, осторожно поднял его и приблизил огонь к затравке.

Раздался оглушительный грохот. Звон и лязг потряс площадку. Глыба земли, камни, осколки чугуна с визгом и воем рванулись вверх и посыпались на оторопевших мюридов. Густой дым окутал площадку непроницаемой пеленой… Послышались стоны и крики раненых… За первым взрывом почти одновременно грянул другой. Это вспыхнул сложенный в мешках порох.

На площадке поднялась невообразимая суматоха. Ошалевшие от ужаса мюриды метались как угорелые, сталкиваясь, сшибая один другого с ног, и падали, поражаемые сыпавшимися на них осколками камней.

— Слуги и дети пророка, — раздался среди всего этого хаоса спокойный голос Шамиля, единственного человека, не потерявшего голову, — успокойтесь, не кидайтесь подобно баранам и не выпускайте из рук проклятого гяура; клянусь бородой пророка, он жестоко поплатится за свою измену.

Голос имама магически подействовал на растерявшуюся от неожиданности толпу, к тому же дым начал мало-помалу рассеиваться.

XIX

Когда воздух совсем очистился, глазам присутствующих представилась ужасная картина. На том месте, где стояло орудие, образовалась неглубокая воронка, усеянная обломками лафета, чугунными и гранитными осколками. Тут же валялись обезображенные трупы обоих сыновей Нура-бека. У одного, того самого, который приложил фитиль, голова была оторвана до самых плеч, и вся верхняя половина туловища изорвана в клочки. Другой лежал с оторванными выше колена ногами и безобразной кровавой массой выступивших из живота внутренностей.

Несколько подальше корчилось на земли еще трое мюридов, издавая пронзительные стоны. У одного была оторвана рука до плеча, у другого сорвана нижняя половина лица, причем обнаженная челюсть висела на лоскутках кожи и бороде. В толпе виднелось еще два-три человека легкораненых, наскоро унимавших текущую кровь обрывками своих черкесок.

— Где гяур? Подведите его ко мне! — закричал Шамиль дрожавшим от ярости голосом, но Силантия не было. Пораженные его исчезновением мюриды заметались по площадке. Шамиль, помертвев от бешенства, стоял бледный, скрежеща зубами, и метал из глаз молнии.

— Вон он! — закричал наконец один из мюридов, указывая пальцем под кручу. Там, в самом низу, с быстротой горного козла спрыгивая с уступа на уступ, мчался Силантий. Воспользовавшись общим замешательством, произведенным взрывом пушки, Силантий, понимая, что теперь ему уже не миновать мучительной смерти, решил лучше погибнуть добровольно и сразу, чем под ножом палача.