Читаем На скалах и долинах Дагестана. Среди врагов полностью

— А если и русский, тебе какое дело? — спросил в свою очередь Николай-бек и затем добавил решительным тоном: — Послушай, старик, ты только что сделал доброе дело для моей жены, а потому я не могу заплатить тебе злом за добро. Ты в моих руках. Смотри, твои ушли, а я несравненно сильней тебя, моложе и ловчее, со мной тебе не тягаться, ступай подобру-поздорову, понял?

— Кто ты такой?.. Не стращай, не испугаюсь! — запальчиво закричал унтер, снова приходя в боевое раздражение и хватаясь за ружье.

— Кто я такой? — гордо переспросил Николай-бек. — Изволь, я скажу. Я наиб Шамиля, знаменитый Николай-бек, за которого посулена тысяча рублей за мертвого и три — за живого, вот кто я!

Унтер на мгновенье было опешил, но тотчас же опомнился.

— А, так вот ты кто! Сдавайся, коли так! — закричал он, бросаясь на Николай-бека и угрожая ему штыком.

— Старый дурак! — сердито закричал тот. — Если бы я не был тебе благодарен, ты бы отсюда не вышел живой; не тебе, старой крысе, взять Николай-бека! Прочь, пока жив!

С этими словами Николай-бек ловко схватил ружье за направленный на него штык, вырвал его из рук унтера и, оттолкнув его прикладом в грудь, грозно крикнул:

— Марш отсюда! Еще минута, и будет поздно!

Увидев себя обезоруженным, старик унтер свирепо оглянулся, как бы ища другого орудия; отступать, очевидно, было не в его правилах.

За соседней стеной раздались крики и голоса солдат. Унтер-офицер метнулся в ту сторону.

— Ребята, ребята! — завопил он неистовым голосом. — Сюда, ко мне, сюда!

— Молчи! — закричал Николай-бек, замахиваясь на него шашкой, но было уже поздно.

Солдаты услыхали призыв, и раньше, чем Николай бек мог подумать, что ему делать, из соседнего двора, один за другим, через низенькую стену перевалилось несколько человек солдат.

— Ребята, хватайте его живьем, это важный преступник, Николей-бек! — задыхающимся голосом крикнул унтер, в запальчивости без всякого оружия бросаясь на Николай-бека.

Солдаты, из которых многим знакомо было имя знаменитого дезертира, с криками устремились вслед за унтером, простирая вперед руки, готовые схватить Николай-бека, но тот с быстротой кошки отпрянул в угол и, прижавшись там, выхватил шашку.

— Прочь! — закричал он громким голосом. — Первому, кто подвернется, снесу голову.

Солдаты инстинктивно попятились, но тут же сообразив, что их десятеро против одного, снова кинулись вперед.

Николай-бек взмахнул шашкой, и ближайший из нападавших с глухим стоном повалился навзничь; из разрубленного черепа широким и густым потоком полилась кровь, заливая лицо и грудь убитого.

— Коли его штыком в ноги! — закричал унтер, и тотчас же вслед за этим криком два штыка глубоко вонзились в ноги Николай-бека выше колен; в то же время на голову его обрушился оглушительный удар прикладом…

Искры посыпались из глаз Николай-бека, какие-то зеленые и красные круги медленно поползли в воздух, в ушах зазвенело, и он, выронив шашку, тяжело упал на землю.

Солдаты бросились к нему, но почти одновременно из дверей сакли один за другим выскочило несколько мюридов.

— Алла, Алла! — вопили они, устремляясь на солдат. Те приняли их на штыки. В узком, тесном дворике завязалась рукопашная схватка. К выбежавшим раньше мюридам присоединились еще, солдаты отступили, но продолжали стойко отбиваться.

Из соседней сакли, сзади них, показалась новая толпа абреков, и впереди всех Иван и Филалей. Иван, узнав, что Николай-бек остался в сакле подле Дуни, наскоро собрал самых отчаянных головорезов и с ними поспешил на выручку своего начальника и благодетеля.

Положение солдат стало критическим. Окруженные со всех сторон, припертые к глухой стене, они отбивались, не надеясь на спасение, а только думая о том, чтобы как можно дороже продать свою жизнь.

Вращая бешено глазами и изрыгая самые грубые ругательства, Филалей с высоко поднятой шашкой бросился в самую свалку. Он был ужасен. Рыжий, с багровым лицом, разъяренный, гигант ростом, он неистово крошил налево и направо своей огромной тяжелой шашкой; он осатанел при виде крови и потерял всякое самообладание.

— А, вот вы где, вот вы где! — бессмысленно хрипел он, грудью наваливаясь на штыки.

— Братцы, а ведь это наш, русский, беглый! — раздался среди солдат молодой, глубоко негодующий голос. — Постой же, анафема!

Молодой солдат с бледным, нахмуренным лицом поднял ружье и в упор прицелился в лицо Филалея. Грянул выстрел. Гигант тяжело качнулся, как дуб, подрубленный под корень, взмахнул еще раз-другой шашкой и, заливаясь кровью, упал мертвый под ноги сражавшимся. Тем временем Иван поднял находящегося в бессознательном состоянии Николай-бека и при помощи других мюридов вытащил его из свалки. Пронеся через саклю на другую сторону, они положили тело Николай бека через лошадь и, поддерживая его со всех сторон, помчались из аула. На самом выезде они попали под выстрелы бежавших им наперерез солдат, но ни одна пуля не задела беглецов, и они, благополучно выбравшись из аула, понеслись к черневшему вдали лесу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза