На скамейке возле Нотр-Дам

Я вздохнула и повернулась к стене спиной. Передо мной открылось прекрасное синее небо.

– Я ошиблась, – сказала я себе. – Но это по крайней мере означает, что с головой у меня все в порядке. Приняла одно здание за другое. Ну и что? Они похожи. В целом ничего плохого в этом нет. Наоборот, нашлось логичное объяснение тому, что я заблудилась на набережной.

Я огляделась – вон и проулок, где было кафе, куда мы зашли тогда. Но мне почему-то не захотелось в него зайти снова. Я просто прошла мимо и заглянула внутрь. Кажется, тогда мы сидели за столиком у окна, но теперь я ничего не почувствовала. Видимо, на вчерашней козетке вылилась большая часть моих слез. Но нет, козетка здесь была ни при чем. Что-то во мне сломалось сегодня. Как раз возле церкви. Я без конца перетирала одну только мысль – когда я была настоящей? До НЕГО или с НИМ? И мне казалось, я никогда этого не пойму.

Машинально я шла и шла, пока не открылся мне перекресток широких и элегантных улиц. Блестящие машины катились передо мной в четырех направлениях. Прохожих заметно прибавилось. Обнявшиеся парочки ворковали, продвигаясь по пути удовольствий. Мотоциклисты катили на своих «тачках» в разноцветных блестящих шлемах. Кипела жизнь. И я подумала одновременно с сожалением, но вместе с тем и с гордостью, что не хочу участвовать в ней, хочу находиться выше ее простых радостей, наблюдать за жизнью как бы издалека, не отрываясь от нее окончательно и навсегда. Я закрыла глаза и попыталась напрячься изо всех сил, желая ощутить того, незримого, с кем ходила здесь много лет назад. Я все еще помнила почти каждое его слово, но ощущение, что он сейчас находится рядом со мной, подобное тому, что я испытывала вчера в автобусе или в гостиничном номере, все не приходило. Какая-то женщина, случайно оказавшаяся рядом со мной, бегло взглянула на меня и остановилась:

– Вам помочь?

– Нет, нет. – Она смотрела на меня с сомнением. В знак благодарности и того, что я вполне адекватна, я помахала ей рукой. Она пошла, еще несколько раз оглянувшись в мою сторону. Я тоже пошла за ней, без цели.

И вдруг сбоку послышался знакомый голос:

– Привет! – Энтузиазма в этом возгласе не было. Я повернула голову. Передо мной стояла Лена.

Если бы она кинулась ко мне с объятиями или стала тормошить меня и спрашивать, что я здесь делаю, и удивляться, что, мол, надо же вот так, не сговариваясь, вдруг встретиться не где-нибудь, а в самом Париже, я послала бы ее куда подальше и ушла. Но Лена стояла передо мной молча и смотрела на меня так обыденно, будто мы с ней только что вышли из нашей рабочей комнаты в нашей московской фирме и через минуту встретились там же в буфете. И этот ее обыденный вид без радости в глазах при виде моей персоны вдруг странно подействовал на меня. В голове пронеслось: вот – Лена. Мы с ней какую-то часть жизни проводим сообща. Она не сделала мне ничего плохого. Вчера она возилась со мной весь вечер. Я не должна поворачиваться к ней спиной, если я – нормальный человек.

И после этих правильных в принципе мыслей в моей голове не родилось ничего лучшего, кроме банальнейшего вопроса:

– Ты что здесь делаешь?

– Прогуливаюсь, – Лена слегка пожала плечами.

Что-то неважный у нее был вид.

– А где твой жених? – Я тут же вспомнила о Мари.

– Уехал.

Она не стала морочить мне голову, мол, я же тебе говорила, что Валерий будет очень занят и что ему надо готовиться к полетам и, собственно, поэтому я и пригласила тебя с собой и так далее, и так до бесконечности, как любят делать женщины, чтобы оправдать свое одиночество.

– Куда ты теперь? – спросила я.

Она пожала плечами:

– Не знаю. Мне все равно.

Я предложила:

– Надо чего-нибудь пожрать.

Вообще я не любительница выражений «жрать», «срать» и тому подобных, не говоря уже о матерных, но вот сейчас интуитивно я поняла, что употребленное мной «пожрать» вышло уместно и Ленку развеселило.

– Чего-нибудь французского?

Я засмеялась:

– Давай! Слопаем с тобой по какому-нибудь фуа-гра! – Я даже забыла, что дома не ем и только пью кофе.

– Ну, идем?

– Идем! – Я взяла ее под руку. И вдруг мы обе, не сговариваясь, заскакали по тротуару, как две безумные козлицы, и захохотали так громко, что от нас шарахнулась парочка деликатных французских клошаров, не вовремя вылезших из-под моста. И нас «понесло». Мы дико хохотали и вели себя совершенно неприлично. Даже официант во время нашей шикарной трапезы поглядывал на нас с изумлением, но нам было плевать. После еды мы с ней еще долго бродили по Парижу. И когда наконец вернулись в гостиницу, ноги у нас гудели так, что мыслей в голове уже не осталось. Мы кинули жребий – кому из нас первой залечь в горячую ванну. Он выпал мне, и из ванной комнаты я слышала, как Лена разговаривала со своей теткой. Когда я вышла, Лена сказала:

– А ты не хочешь поехать на авиашоу? Со мной поедет Маша. Я могла бы устроить билет и тебе.

– Боже упаси!

– Но что ты завтра будешь делать одна?

Ленкино осунувшееся от усталости личико выражало раскаяние – как же, подруга (я поняла, что теперь она меня считала подругой) остается одна, когда они все вместе едут развлекаться!