После мягкого и здорового воздуха на фронте меня снова охватила тяжелая и неспокойная атмосфера политических кругов. Перед заседанием совета министров Вивиани говорит мне о своем беспокойстве. Он жалуется на главную квартиру, что она не выходит из-под своего стеклянного колпака и скрывает от нас истину о последних операциях, а именно об операциях на Воэвре. В свою очередь Рибо упрекает Мильерана в том, что его министерство заключает слишком много сделок в Америке. Курс падает. Придется вывозить золото. Это окажет вредное действие на наши кредитные деньги. Необходимо непременно сократить наши расходы в Соединенных Штатах. Кроме того, за отсутствием соглашения с Англией мы конкурируем с ней в своих закупках и поднимаем, таким образом, цены. Рибо просит меня поговорить с Мильераном. Во второй половине дня я собираю у себя в кабинете Мильерана, Рибо и Вивиани. Мильеран обещает сообразоваться с указаниями министра финансов.
В конце дня я принимаю румынского посланника Лаговари, узнавшего от Титтони о соглашении между Италией и нами. Он снова уверяет меня в предстоящем выступлении Румынии. Он говорит мне о Банате, а также о Черновцах, о линии Прута в Буковине и даже отчасти о Бессарабии. Братиану лично писал Делькассе и тоже изъявил притязания на Банат и на украинскую часть Буковины. Как видно, это лозунг и программа. Не имея права поддержать столь широкие надежды, я воздерживаюсь от всяких обещаний и ограничиваюсь словами, что мы будем очень счастливы, если Румыния станет нашей союзницей, и всеми силами будем содействовать ее желаниям.
Английский король телеграфирует мне: «Хотя сам факт еще не может быть опубликован, спешу выразить вам весьма конфиденциально свои искренние чувства по поводу поддержки, оказанной вами деликатным переговорам с Италией, приведшим теперь к благоприятному результату, а также свою твердую уверенность, что помощь нашей новой союзницы ускорит нашу полную победу. Я с большим вниманием слежу за доблестными действиями храбрых французских войск и от всей души поздравляю вас с их успехами.
Узнали, что броненосный крейсер «Леон Гамбетта», крейсировавший у входа в Отрантский пролив, был торпедирован в ночь с 26-го на 27-е в двадцати милях от мыса Санта-Мария-де-Леука. Итальянцы послали необходимые средства для спасения экипажа. Я по телеграфу выразил королю Виктору-Эммануилу нашу благодарность. Удалось подобрать невредимыми сто тридцать шесть человек, но все офицеры храбро погибли на своем посту.
Сегодня утром в Дюнкирхене упали снаряды очень большого калибра, в 305 и 420 миллиметров. Очевидно, они выпущены орудием, установленным севернее Ньюпорта, другими словами, на расстоянии тридцати километров. Новый сюрприз, который для нас приберегла германская наука.
Мильеран решил послать в Дарданеллы вторую дивизию под командованием генерала Байу и поручить начальство над всем экспедиционным корпусом генералу Гуро.
Киньонес де Леон принес мне новое длинное собственноручное письмо испанского короля. Выразив мне благодарность за мое письмо, король, однако, продолжает: «Вероятно, в режиме Марокко имеется какой-то первоначальный недостаток, который отчасти парализует все наши усилия. Я считаю, что оба наши правительства должны изучить его по-братски, как достойно обоих руководимых нами народов; надо, чтобы Марокко, как вы выразились и как это вполне совпадает с моими взглядами, всегда был выражением и символом этой дружбы и этих весьма искренних отношений. Не желая утомлять вас, я не останавливаюсь на этом дольше, но Киньонес де Леон, передавая вам эти строки, а также при всяком другом случае, сможет полностью осведомить вас о моих взглядах и чувствах.» Никому лучше меня не известны чувства короля по отношению к Франции. Я не могу поэтому остаться глухим к его призыву. Но чего, собственно, он желает? Я спрашиваю об этом Киньонеса де Леона. Он очень сдержанно говорит мне, что Испания желала бы перемены статуса Танжера, не конкретизируя этого. Я отвечаю, что после победы мы будем великодушно искать средства сделать наши отношения с Испанией еще более близкими и что я поставлю правительство республики в известность об обращении короля. Я не считал себя вправе идти дальше. В самом деле, в Танжере имеется французская колония, которая заранее горячо протестует против уступки Испании этого города и порта.