В одиннадцать часов утра, во время заседания совета министров, приехал Жоффр беседовать с министрами и со мной о дарданелльской экспедиции. Сначала он заявил нам, что ему трудно найти четыре свободные дивизии, в особенности ввиду недостатка артиллерии и снарядов. Но мало-помалу он согласился с представленными ему доводами. Мы сошлись на том, что надо изучить вопрос о дополнительной экспедиции, но решение о ней будет принято только в том случае, если англичанам удастся операция, задуманная сэром Джоном Гамильтоном.
После завтрака состоялось новое заседание совета министров, без Жоффра, причем постановлено было, что начальником экспедиции будет назначен Саррайль, которому теперь уже будет поручено выработать ее план. Через пятнадцать дней он отправится в путь, чтобы, как бы то ни было, принять командование обеими находящимися там дивизиями.
Разговор с Жоффром носил очень непринужденный и задушевный характер. Мы сказали главнокомандующему о требовании комиссии сената относительно осмотра крепостей. Он с готовностью согласился на посещение делегатов под руководством генерала Дюбайля. Но вместе с тем он изложил министрам – как я сам неоднократно имел случай делать это по указаниям офицеров связи, – что от тяжелой артиллерии отныне невозможно защищать крепости, уже осажденные неприятелем, и надо во что бы то ни стало защищать их до осады. Он составит директивы в этом смысле. Вместе со мной он жалуется на то, что декрет 1909 г. еще не изменен.
При своем приходе Жоффр имел несколько озабоченный вид, но за завтраком он заметно пришел в лучшее настроение и весело беседовал со всеми министрами. Он все еще помышляет о наступлении, которое должно состояться через пять-шесть недель. Я повторяю, что ему надо будет тогда обсудить этот вопрос с правительством, так как затянувшаяся война заставляет нас беречь людей и сохранить нашу армию для того момента, когда англичане, русские и итальянцы будут в состоянии атаковать.
Барон Гильом, крайне смущенный, дал Феликсу Декори жалкие объяснения по поводу своего донесения; он не отрицает подлинности последнего. «Будучи бельгийцем, а не французом, – говорит он, – я не видел ничего плохого в том, чтобы Франция купила сохранение мира, уступив силе немцев». Он признает, что события доказали его неправоту. Как замечает Journal de Geneve, публикуемый немцами документ идет вразрез с утверждениями Германии. Он показывает, что бельгийская дипломатия даже после Агадира часто была настроена больше в пользу Германии, нежели Франции, и, следовательно, нелепо обвинять Бельгию в том, что она включилась в Тройственный союз.
Новое письмо от Мессими, помеченное 29 июля: «Я пережил трагические дни, возвышенные и прекрасные. Героизм наших стрелков превзошел самые смелые мои ожидания. Но я снова обращаюсь к вам с настоятельной просьбой: избавьте нас от теоретиков, которые видят войну только из прекрасного далека. Я довольно тяжело ранен в бедро двумя осколками гранаты. Рана причиняет мне большие страдания, но я считаю, что мне повезло, так как ни моей жизни, ни моей ноге не угрожает опасность». Мессими исправляет указанную им в прошлом письме цифру – тысячу пятьсот попавших в плен. «Правильнее было бы написать: тысячу пятьсот пропавших без вести. Произведенные нами поиски установили, что большинство этих пропавших без вести не попали в плен, а убиты».
Сегодня Journal извещает, что он перешел в руки группы, возглавляемой Шарлем Эмбером. В том же номере появилась новая статья «Пушек! Снаряжения!». Сенатор от департамента Маас приветствует в ней правительство за меры, принятые для ускорения производства, но жалуется, что не послушались его и после его речи от 13 июля 1914 г.58
, и вставляет фразы, едва ли способные поддержать доверие. С каждым днем становятся все труднее и неблагодарнее наши усилия сохранить стойкость и единство. Но ни армия, ни ее командиры, ни правительство, ни я не устанем. Год назад мы боролись за мир. Теперь мы боремся за победу.Комментарии