Сегодня утром офицер связи из главной квартиры, комментируя мне последние события на фронте, не скрыл от меня, что положение становится серьезным. Вивиани говорит, что он оставался сегодня поздно ночью в военном министерстве и что Мильеран снесся по телефону с Жоффром. Главнокомандующий уже не уверен в том, что сможет воспрепятствовать вступлению немцев в Париж, особенно если правительство останется в столице. Он считает, что мы должны удалиться, чтобы не привлечь неприятеля в Париж. Другими словами, это означает, что битва под Гизом не дала тех результатов, которых от нее ожидали. Однако я возражаю перед Вивиани против идеи об отъезде. Он тоже предпочел бы остаться. Но слова Жоффра сильно смутили его. Он сообщает мне, что с ним желают говорить председатели обеих палат. С какими намерениями? И что происходило бы в парламенте, если бы он заседал сегодня!
Пришел прощаться Мессими. Он в мундире стрелкового командира и с бодрыми чувствами отправляется к своему батальону. Я обнимаю его и напутствую его наилучшими пожеланиями. Он оставляет мне род завещания, написанного, подписанного и помеченного его рукой. В числе других наставлений там есть следующие две строки: «30 августа 1914 г. Прежде всего, не пытаться запереться в Париже. Уходя, разрушать все искусственные сооружения, даже в пути». Под тем, чтобы не запираться в Париже, он, как он мне поясняет, понимает следующее: не допустить, чтобы вместе с городом был осажден его гарнизон. Он считает невозможным защищать Париж как укрепленный город даже с теми тремя армейскими корпусами, которые он затребовал. Считает гораздо более целесообразным дать за стенами города, окопавшись в открытом поле, одно или несколько больших сражений, но не лишать себя свободы движений, заперевшись в Париже. Я отвечаю ему, что в вопросе по существу военном ни правительство, ни я не можем действовать своей властью помимо власти командования. Он умоляет меня – на коленях, как он выразился, – передать его мнение военному министру. Я послал его собственноручную записку Мильерану, который сможет в случае надобности показать ее Жоффру и Гальени.
Главнокомандующий озабочен в настоящий момент главным образом тем, как намерен держать себя в дальнейшем маршал Френч. Согласятся ли англичане прервать свое отступление и снова сражаться, не дав себе передышки для восстановления своих рядов? По всей видимости, они отступают к Mo, чтобы оттуда достичь низовьев Сены и приблизиться к своим морским базам. Они должны, таким образом, обойти Париж с юга и направиться на восстановление в район Руана. Жоффр встревожен этим планом и желал бы, чтобы Френч отказался от него.
Перед заседанием совета министров ко мне в кабинет пришел Гальени. В присутствии Вивиани и Мильерана он излагает мне свои мысли с такой ясностью, с такой силой выражения, с таким мастерством, которые производят на всех нас сильное впечатление. Гибкий, подвижный, высокого роста, с высоко поднятой головой, с пронизывающим из-под пенсне взглядом, он импонирует всем имеющим с ним дело, как пример человеческой мощи. Ему всего шестьдесят пять лет и несколько месяцев. К сожалению, здоровье его пошатнулось во время продолжительного пребывания в колониях, а именно за девять лет, проведенных им на Мадагаскаре и оказавшихся столь плодотворными для Франции. Он находит, что защита Парижа недостаточно обеспечена, что форты не в надлежащем состоянии, что укрепленный лагерь недостаточно солидно оборудован и что необходимы по крайней мере еще восемь – десять дней, чтобы наверстать время, потерянное генералом Мишелем. Но, присовокупляет он, даже если заполнить все пробелы, Париж не выдержит штурма, поддержанного тяжелой артиллерией, какой располагают немцы. Поэтому необходимо образовать маневренную армию из четырех армейских корпусов или по крайней мере из трех, о которых говорилось в приказе Мессими, под началом военного губернатора Парижа. Эта армия явится левым крылом всех прочих наших армий и, когда понадобится, будет сражаться у Парижа.
Мы приглашаем генерала Гальени изложить свои взгляды в совете министров. Совет выслушал его на утреннем заседании. Гальени повторил свое изложение с той же ясностью и настаивал на тех же выводах. По просьбе Мильерана он представил даже письменный рапорт, далеко не успокоительный. Рапорт этот немедленно был представлен на рассмотрение главнокомандующего, так как отправка требуемых корпусов зависела прежде всего от тех материальных возможностей, о которых мог судить только один Жоффр.